— И откуда таки на меня свалилась эта цаца? — вздохнул дворецкий. — ПЯТЬ!!! Тысяч!! Ни одна карета столько не стоит! Максимум пятьсот и то я еще подумаю!
— Замолчите Ваш рот! Ви так торгуетесь, как будто эти деньги Ваши честно уворованные! Та когда Ви эту карету увидите, то сами мне принесете у два раза больше, только бы я ее не перепродала через другие руки! Я как раз таки недавно слышала за Беню-банкира! — сказала я злясь.
— Беня не банкир, он шлимазл! И никогда нормальную цену не даст! — рявкнул Иосиф Моисеевич. — Ладно, но знайте, Ви мне делаете больно, но я вам дам восемьсот и ни копейкой больше! И я ишо оту карету не видел, може ее и нет, или она и золотого не стоит!
Пришлось везти его к Аленке и снимать полог невидимости с кареты. Когда дворецкий ее увидел, то так и застыл на месте, пуская слюни и протягивая ручонки к мечте любителя быстрой езды средневековья! Но торговаться, менее ожесточенно, он не стал.
Короче, торговались мы за карету с ним еще часа полтора, сойдясь на двух с половиной тысячах золотых. И он, и я были невероятно довольны. Я не рассчитывала продать ее больше чем за тысячу, а Иосиф Моисеевич представлял размеры будущей прибыли. Он ее таки толкнет за десять тысяч. Когда мы уже ударили по рукам, решили, что он завтра с утра заедет к нам на хутор за своим приобретением и привезет деньги. А на этот день даст Аленке выходной. Про мою задумку с каретным салоном я решила ему сразу не рассказывать. Пусть сперва первую продаст, подержит в руках большой навар, а потом уже можно будет и дальше общаться. И вот тогда условия диктовать буду уже я!
— Ух, хорошо! — вздохнула я облегченно и с наслаждением потянулась, очнувшись в собственном теле. — Люди, вы такие неповоротливые, ни крыльев, ни маневренности. Восприятие какое-то ограниченное, да и половину запахов не чувствуете, при этом считая себя венцом творения.
— Ну и ладно, — проворчала Аленка, разминая затекшую спину. — Только ты это, больше так не делай. Знаешь как страшно, когда не могешь ничо сделать! Ни рукой пошевелить, ни почухаться когда свербит. А свербело то сильно! Особливо когда ты с Моисеичем как-то странно лопотала, уроде слова знакомые, а не совсем понятно.
— Ой, Алена! Мы же с тобой два дня этикетом занимались, и что все впустую? Какое свербело при посторонних? Забудь! Ни чухаться, ни в носу ковыряться, ни в зубах, пытаясь достать куски вчерашнего ужина! Нельзя!
— А как же тогда? — спросила она расстроено.
— Терпеть! Ладно, еще научишься, главное, что завтра с утра у нас будет довольно приличная цифра по меркам этого мира и мы сможем начинать притворять в жизнь мой план.