— Все же, я хотел бы знать имя вот того, кто потянулся за саблей.
— Стоит ли, князь? Он поторопился, ввиду трудности службы… — начал было восточник, но Диодор оборвал его.
— Дорога не легче вашей службы, сотник Дерпен. Я не прошу, а требую, чтобы было названо имя этого человека.
Длиннополый нахал уже и не рад был, что потянулся к сабле. Сейчас-то он держал руку подальше от рукояти, даже приподнял ее немного, чтобы князь чего не подумал. И скосил глаза вбок, будто никогда и не видел этих двоих, на трех лошадях, выехавших нежданно на его беду из лесу.
— Если не передумаешь дурь его раздувать, разыщешь меня в Миркве, там и поговорим, — чуть усмехнулся Дерпен и оборотился к архаровцам. — Поехали, что ли…
Те резво развернулись, словно только слова и ждали. Ну что же, решил князь, по-своему сотник прав — выдавать своих, какими бы они ни были, пусть и откровенно малопригодными к государевой службе, не с руки. За таким командиром подчиненные не пойдут, и авторитет его будет ниже травы. Может, князь Диодор и сам бы поступил так на месте Дерпена, вот только… У него не могло быть в сотне ни одного из таких обормотов и дураков.
— Еще вопрос, — крикнул им уже вслед, — до столицы далеко ли?
— По этой дороге, князь, версты четыре осталось, — приостановился Дерпен и вдруг улыбнулся, показав крупные, красивые зубы. — Как раз к вечере успеешь.
И стало понятно, почему восточник Дерпен служил тут, а не где-нибудь еще. Он был крещен Патриаршей церковью, единоверец и князю, и Стырю, и даже… Если так можно было признать, всем этим людям, которые служили под его началом.
Князь кивнул, и они со Стырем поехали дальше. После этой дурацкой стычки ехать почему-то стало легче, уже не так томила дорога, и не холодно казалось. К тому же, архаровец не соврал, версты через две показались первые хаты, потом пошли дворы позажиточнее, а потом, князь и присмотреться не успел, как наступил город.
Мирква, третий мир, после которого четвертому не бывать, столица огромной Империи. Шумный даже на расстоянии, еще при подъезде, не очень чистый, с улицами, заваленными снегом поверх деревянных мостовых, с пятнами конского навоза под копытами, с колоколенками, видными издалека, словно бы светящийся куполами даже в наступивших сумерках, с непонятным запахом, ощутимым после легкого, лесного воздуха, который путники вдыхали до сих пор. Когда же они выехали на странную на таком тракте возвышенность, мигом стало видно все — Заречье, построенное напротив треугольного и древнего краснокирпичного кремля, и не вместившееся в него, широко расплескавшееся дворами и улицами полукружие Белого города, обернутое белой же стеной и упертое в реку, и даже еще дальше, уже более чистое и широкое застенье, с садами и привольными службами на подворьях.