— Святой отец, я согрешил.
— Отлично, — прошептал отец Питер и поморщился, не глядя сквозь решетку конфессионала. — В чем же грех твой, сын мой? — добавил он громче.
— Мне очень стыдно, святой отец.
— Это хорошо, это уже часть искупления греха. Если душа чувствует стыд, значит она на верном пути к раскаянью, — проговорил священник, пытаясь сделать тон участливым.
— Да-да! — воодушевился исповедник. — Я раскаиваюсь, искренне раскаиваюсь в содеянном.
Исповедник ненадолго замолчал, вероятно, в ожидании повторения вопроса о сути греха, словно это добавило бы ему смелости. Отец Питер понял это и проговорил, еле сдерживая раздражение:
— Так в чем же грех твой? Ты убил кого-то? Обокрал?
— О нет! — воскликнул кающийся. — Я… я изменил супруге.
— Ясно… — протянул священник. — Ну, рассказывай, и попробуем разобраться в этой проблеме.
— Это ведь смертный грех, не так ли? — испуганно проговорил исповедник. — Смогу ли я его искупить?
— Сын мой, — немного несдержанно проговорил священник, — ты давай рассказывай, а я уж разберусь — смертный грех твой или нет. Сможешь ты его искупить или нет. Так что, давай, излагай мотивы и предысторию твоего греха. Когда последний раз исповедовался?
— Год назад, — с тенью недоумения прозвучал ответ.
— Были отпущены тебе грехи?
— Да… — протянул исповедник. — Я вообще веду достаточно праведный образ жизни, и эта… эта измена — один из моих самых ужасных поступков… а уж за последнее время и вовсе… не припомню ничего подобного.
— Хорошо. Можешь называть меня просто Питер, я не слишком склонен к официальности — она, порой, создает лишние неудобства. Как тебя зовут и сколько лет тебе? — священник сел поудобнее, словно готовился слушать долгий и скучный рассказ.
— Я думал… — вновь протянул исповедник в недоумении.
— Послушай, друг, — отец Питер вновь постарался сделать тон доброжелательным. — Не надо. Ты уже придумал. Потому и находишься сейчас здесь. А здесь уже не нужно думать, здесь нужно чувствовать. Чувствовать раскаяние и прощение, а уходя чувствовать очищение и благодать. А думать здесь велено мне. Поэтому, давай каждый будет заниматься своим делом, глядишь, к чему и придем. И помни, спасти тебя может только полное откровение и искренность души; искренность в том, что подвигло тебя на столь коварный шаг, как супружеская измена. Все очень просто.
Отец Питер замолчал, в ожидании реакции человека по ту сторону перегородки конфессионала. Тот молчал, заставляя священника гадать, испугался он или задумался.
— Мне сорок два года… Венсан.
— Отлично, Венсан! — радостно сказал отец Питер и слегка хлопнул себя по колену. — С кем ты изменил жене?