— К чему это ты? — все же Питер выдавил через силу.
— А как же библия? — парень сделал вид, что не заметил вопроса, и вернул себе привычный добродушный тон. — Ее не достаточно, чтобы понять что-либо о Боге.
— Библию писали люди, — процедил Питер, не в силах отделаться от неприятного впечатления, создавшегося несколько секунд назад.
— Ну, если так заходить, — и парень засмеялся, — тогда и говорить о нем нельзя, так ведь?
Питеру показалось, что его ктаковременное отвращение — это некая ошибка, которую случайно допустило восприятие священника, а на самом деле никаких негативных эмоций этот человек вызвать не мог. Просто не мог, не был на это способен.
— Не то, что нельзя… но особого смысла не имеет, — ответил Питер, уже нормальным доброжелательным тоном.
— То есть, мы с вами сейчас занимаемся переливанием из пустого в порожнее? — усмехнулся исповедник.
— Именно так! — нарочито сказал Питер.
— Хахахаха! — парень от души засмеялся, и священник почувствовал желание поддержать его в этом.
— На самом деле, — продолжил Питер весело, — думаю, ты и сам это прекрасно понимаешь — все эти разговоры… о смысле жизни, о Боге, о любви… вообще, о возвышенном. Все это — пустопорожняя болтовня, все это скрыто. Сколько мы не стремимся это понять, оно скрывается еще глубже, никто не приблизился к ответу. Так может понимание надо искать в чувствах?
— Нет, — ответил парень.
— Я знаю, что нет, — согласился священник и вздохнул.
На минуту оба замолчали. Молчание было не тягостным, словно оба собеседника чувствовали, что разговор окончен и добавить больше нечего.
— Ты весьма странный человек, сын мой, — задумчиво произнес Питер, словно и не обращался к парню.
Тот усмехнулся в ответ, и немного подумав, ответил:
— Не знаю… может это потому… не знаю. Я ни во что не верю, святой отец, — ни в Бога, ни в Дьявола. Я ничего не жду — ни чуда, ни провала. Я ничего не хочу — ни счастья, ни горя. Наверное, подсознательно, людям это нравится. Скажете — «как у тебя все просто»? Отнюдь! Мне очень не просто…
— Чем же живешь тогда? Что-то ведь должно быть…
— Отсутствием, святой отец. Отсутствие. Самое сложное, что может быть — это понимание отсутствия. Почти синоним самообмана. Самообмана, в чьи объятия мы так яростно жаждем упасть от колыбели до могилы.
— Попытка понимания своего отсутствия является самообманом? — задумчиво спросил Питер.
Парень помолчал секунд десять, усмехнулся и на долгом выдохе, сказал:
— Ладно, мне пора.
— Уже? — Питер не понял, обрадовался он этой новости или нет.
— Да, мне нужно еще кое-что найти, — парень сказал эти слова по примеру священника как-то отстраненно, словно не отвечал на заданный ему вопрос, а просто выражал свои мысли вслух.