Почему Мартин не узнал меня? Почему? Почему не запомнил? Ведь должен был! Ведь я посягнул на самое сокровенное, что есть у него. Он такой великодушный, что смог мне простить? Нет, не смеши. Мертвецы не умеют прощать. И великодушия в нем — ноль, так же как и сострадания, так же как и других моральных ценностей. Нет, я не знаю, какие причины заставили его не запомнить меня. Думаю, что может, он и запомнил того отчаявшегося парня. Запомнил просто другого человека, не того парня, который предстал перед ним, когда пришел просить денег — простого столяра, с длинными волосами и густой щетиной.
Как же все-таки поразителен наш мозг. Да разве могла меня в тот момент волновать какая-то «незнакомка»? Да пусть бы там, в его автомобиле, стояла «Мона Лиза», рядом «Сикстинская мадонна», и еще «Старик с трубкой». Да могли бы они хоть на секунду отвлечь меня от того, что занимало в тот момент все мое естество? Разумеется, нет! Нет, мне было бы абсолютно наплевать на них. При всех обстоятельствах, я НЕ ДОЛЖЕН был запомнить картину. Но, мать твою, я ее запомнил! Почему? Потому что она зовет меня.
Теперь это все не важно. Важно то, что я жив, а Мартин скоро лишится самого главного в своей жизни. И вполне возможно, он этого не переживет. Честно, меня это нисколько не волнует. Картина зовет меня, и я обязан ей помочь. Я поклялся в этом ей, я поклялся в этом себе, я поклялся в этом ублюдку Мартину, и я клянусь в этом тебе, дорогой мой друг.
Миллион долларов. Привлекательно, да? Еще бы! Думал я о деньгах? Разумеется, думал. Глупо было бы отказываться от такой суммы — это ведь безбедное будущее, и образование сыну и шикарный дом, и прочее. Да, большие деньги и большое искушение. Просто позвонить в полицию и сказать, где находится картина. Что может быть проще? И через некоторое время — я миллионер. Это же потрясающе! Но… выходит что я глупый человек? Да, но в мире действительно есть вещи, более важные, чем деньги, даже чем большие деньги. Потому что я не буду никуда сообщать, никуда звонить и сдавать Мартина. Нет. Я украду картину. Я ее украду тем же способом, что и тридцать лет назад сам Мартин. Когда я это понял? Сразу же.
Как не хотел бы я больших денег… мысли о них, такие приятные размышления о том, куда их тратить, вкладывать и распоряжаться ими. Но нет, ни на секунду эта мысль не брала верх над другой. Нет, ни разу мысли о деньгах не доставляли мне такого удовольствия как предчувствие того, что я заберу у старика самое главное в его жизни. Заберу его же оружием. Ты только подумай, ему ведь и в самом страшном сне не может такое присниться. Что его «незнакомку» похитят прямо из-под его носа, вынесут из его дома, угрожая ей ножом. Как же часто я представлял это в течение последних четырех месяцев, каждый день видения этой сцены наполняли меня жизнью и придавали сил. Каждый день я прорисовывал сотни возможных выражений его лица, сотни молитв которые он будет воздавать мне, ползая на коленях у моих ног, как он будет целовать пыль под моими ногами, а я буду стоять и ликовать, и ни один нерв не дрогнет в моей душе. Ни один. Я буду ликовать, это будет один из самых счастливых дней в моей жизни; день, когда я собственноручно лишу смысла жизни этого мертвеца и ускорю его фактический конец. Я представляю, как он будет рыдать, как отчаяние будет разрывать его гнилую душу, и он будет понимать, что от него ничего не зависит. Что все кончено, что «незнакомка» покидает его навсегда, а его жизнь теперь пуста и бессмысленна. Черт, какой же это будет кайф! Я просто не могу представить, что я переживу и сколько положительных эмоций испытаю, глядя на его агонию. И ждать осталось совсем недолго.