— Похоже, что так, — машинально согласился собкор. И, вздохнув, поинтересовался: — А может, жена главврача все-таки умерла естественной смертью? Может, врачи отделения поторопились со своими выводами? Экспертизу ведь, как я понимаю, еще никто не делал…
— Да не могли врачи ошибиться! — в голосе участкового инспектора явственно звучала уверенность в своей правоте. — Но, конечно, подождем выводов экспертов. В Токмак вот-вот прибудет оперативно-следственная бригада из Запорожья…
Часа через три Бобров позвонил Сахновскому и без предисловий потребовал:
— Николай, скажи, Бугаевскую убили? Только одно слово — да или нет?
— О, а ты откуда об этом знаешь? — удивился подполковник. Но выяснять, кто информировал брата о преступлении в токмакской больнице, не стал. — Да, она умерла от асфиксии. Ее задушили.
— И кто это сделал, уже известно? — с надеждой спросил Вадим.
— Мы этого пока не установили, — недовольно пробасил Сахновский и, чуть помедлив, без энтузиазма заверил: — Но у нас уже есть подозреваемый. Его фамилию, понятное дело, озвучивать не буду…
Утром следующего дня собкор связался с главредом токмакской газеты Калиниченко. Тот сообщил, что накануне вечером полиция задержала медсестру Анастасию Задворную, которая находилась возле Бугаевской в момент ее прихода в сознание. Однако в больнице уверены в невиновности медсестры, она там проработала почти двадцать лет и всегда была на хорошем счету. По городу ходят слухи, что опера подозревают и сестру-хозяйку Карабаджанову — ее кабинет расположен рядом с палатой интенсивной терапии, где лежала покойная Наталья Леонидовна. Однако Карабаджанова приходится двоюродной сестрой районному прокурору и ее трогать не стали.
После обеда Бобров узнал из сообщений в интернете, что Задворную из-под стражи все же освободили, взяв с нее подписку о невыезде.
Ближе к вечеру Вадим поехал в больницу навестить Костика. Однако в палате того не оказалось. Пришлось звонить ему на мобильный.
— Ты где?
— Я гуляю в сквере за корпусом! — голос Тарана звучал беззаботно и весело.
Бобров выскочил из отделения и побежал в небольшой парк, раскинувшийся сразу за больницей, на берегу узенькой речушки, протекающей через центр Запорожья. Костик сидел на лавочке и улыбался. Собкор уселся рядом с ним.
— Ты чего такой веселый?
— Да так, — Костик растянул губы еще шире. — Завтра меня выписывают.
— Значит, прошла твоя хворь?
— Прошла…
Бобров уже раскрыл рот, чтобы расспросить приятеля о планах на выходной и пригласить на рыбалку, как вдруг заметил высокую белокурую женщину, которая одиноко топталась неподалеку под старым берестом. В ее облике было что-то очень знакомое. Этот изящный поворот головы, эта пышная прическа… Неужели?