— По любому засудят, — мрачно прибавил Кукуйко, опуская голову на плечо Тайке. — Он ведь с оружием с части сбежал…
Услыхав автоматную трель, Лизавета испуганно бросилась к окну и застыла, всматриваясь в вечернюю мглу. Капитан Гнедой, торчащий с пистолетом в руке неподалеку от калитки за стволом явора, хорошо видел скуластое лицо Кукуйчихи, прильнувшее к стеклу.
— Хоть бы не вздумала, старая дура, на улицу выйти! — пробурчал он себе под нос, напряженно вслушиваясь в отдаляющийся хруст снега — это Федоренко и Ленчик пробирались окольными путями поближе к сеновалу.
Вскоре Лизавета отошла от окна. Над входной дверью хаты вспыхнула лампочка, залив мертвенно-восковым светом заснеженный двор. Капитан с тревогой ожидал появления старой на пороге и уже набрал в легкие побольше воздуха, чтобы как следует прикрикнуть на нее и тем самым загнать обратно в дом. Однако Лизавета не вышла.
Потянулись томительные минуты ожидания.
Через четверть часа Гнедого кто-то негромко окликнул. Тот быстро огляделся по сторонам, но никого не увидел.
— Капитан! Слышь, капитан! — снова послышался приглушенный полушепот. — Я это.
Опер растерянно замотал головой сюда-туда и, наконец, разглядел тощий силуэт следователя прокуратуры, прислонившегося к столбу электропередачи.
— Парасочка, ешкин кот! Ты, что ли?
— А кто же еще! — раздраженно отозвался тот, пытаясь совладать с длинноствольной берданкой, выприскивающей из озябших рук.
— Где Наливайко?
— Он ружье себе ищет, — пояснил следователь. — Сейчас прибежит.
Вскоре с ружьем наперевес явился непрохмеленный участковый.
— Взяли гада? — поинтересовался он с ходу, заметив съежившуюся фигурку Парасочки, освещенную чахоточными бликами света.
— Не стой посреди улицы, спрячься! — вместо ответа посоветовал следователь.
Микола, постояв пару секунд в раздумье, двинулся к явору.
— О, мое почтение! — обрадовано воскликнул он, разглядев капитана, слившегося со стволом дерева. — Где дезертир?
Гнедой указал пистолетом в сторону хаты Луки:
— Там, на сеновале засел. Никитич и Ленчик пошли в обход, чтобы не ускользнул, паршивец!
— Ага! — кивнул Наливайко. И тихо спросил, пристраиваясь за деревом позади капитана. — А ты, небось, замерз?
— Есть маленько, — оживился тот, нутром почуяв, что участковый неспроста задал этот вопрос.
И не ошибся. Микола рывком извлек из кармана тулупа бутылку, протянул:
— На, хлебни! Согреешься.
Время тянулось медленно. Все было тихо. Вдруг где-то из глубины двора, скорее всего — из-за хлева послышался глухой голос Федоренко:
— Рычагов! Предлагаю в последний раз — сдавайся! Бросай автомат и выходи с поднятыми руками.