Сверкающее утро разразилось над цветущими садами «Палаццо де Оро», и море простиралось бескрайним сиянием чистейшей голубизны, сверкая миллионами бликов крошечной серебристой ряби, которая щетинилась на его поверхности от лёгкого ветерка, столь же нежного, как дуновение от крыла птицы. Моргана стояла на своей лоджии из розового мрамора, глядя в печальной задумчивости на красоту пейзажа, а позади неё стоял Марко Ардини – учёный, хирург и врач, который также глядел, но едва ли замечал что-либо, поскольку все его мысли сосредоточились на «деле», над которым он работал.
– Всё именно так, как я с самого начала вам и говорил, – произнёс он. – Мужчина этот силён мускулами и сухожилиями, но вот мозг его разрушен. Он больше не способен управлять или отдавать команды механизму тела, поэтому тело практически бесполезно. Сила воли ушла, бедный парень больше никогда не сможет встать на ноги или хотя бы поднять руку. Возможность говорить отчасти сохранилась, но даже она ограничена теперь скудным набором из нескольких слов, которые, очевидно, являются следствием ранее преобладавших мыслей, которые повлияли на мозговые клетки. Возможно, что он будет повторять эти слова тысячи раз! Чем больше он их повторяет, тем больше ему это нравится.
– И что же это за слова? – спросила Моргана печальным голосом, исполненным сострадания.
– Довольно странные для человека в его состоянии, – отвечал Ардини, – и всегда одни и те же. «Войн больше не будет! Не может быть! Это я говорю! Только я! Это моя величайшая тайна! Я властелин этого мира!» Несчастный дьявол! Какой там «властелин мира»!
Моргана содрогнулась, будто от холода, прищурив глаза от сиявшего солнца.
– Говорит ли он что-нибудь ещё? – спросила она. – Нет ли имён или мест, которые он вспоминает?
– Он ничего не помнит и ничего не знает, – ответил Ардини. – Он даже не воспринимает меня, как человека, я мог бы быть рыбой или змеёй в его понимании. Одного взгляда на его неподвижные глаза достаточно, чтобы в этом убедиться. Они как булыжники в его голове – без смысла и без выражения. Он бормочет слова «великая тайна» снова и снова и с них переключается на другую фразу «никаких войн» как бы полубессознательной скороговоркой; это, несомненно, беспорядочная работа мозга в попытке ухватить и объединить вместе безнадёжно разъединённые фрагменты.
Моргана подняла свои небесно-голубые глаза с выражением серьёзной мольбы к строго интеллектуальному, полунахмуренному лицу великого профессора.
– И нет никакой надежды на выздоровление в будущем? – спросила она. – Со временем и при условии полного покоя, при тщательном неустанном уходе не сможет ли этот несчастный мозг восстановиться?