К повороту стоять! (Батыршин) - страница 37

Оставалась Англия. Таранные форштевни броненосцев Средиземноморской эскадры Королевского флота уже вспарывали воды Мраморного моря. Русские саперы и артиллеристы спешили привести в порядок брошенные турками береговые батареи; другие выбивались из сил, стараясь как можно скорее подтянуть на берега Босфора одиннадцатидюймовые крупповские мортиры — те самые, что недавно топили на Дунае турецкие мониторы английской постройки.

Европа замерла в ожидании. Снова, как и в 1854-м году, британский лев готов был прыгнуть на зарвавшегося русского медведя и вцепиться тому в загривок. Правда, на этот раз у льва не нашлось союзников: турецкий шакал визжал и корчился с перебитым хребтом, придавленный тяжкой медвежьей лапой; галльский петух, ощипанный под Седаном, еще не отрастил новые перья, взамен выдранных прусским орлом. Тощий венский стервятник грозно клекотал, но не решался взлететь с берегов Дуная — с северо-запада над ним нависли крылья другого хищника, в тевтонском шлеме, с клювом и когтями из крупповской пушечной стали. К тому же, медведь только что вкусил сладости долгожданной победы и не собирался отдавать ее плоды без яростной драки.

И все же лев прыгнул.

3-го февраля пушки флагманского броненосца вице-адмирала Хорнби «Александра» открыли огонь по береговой батарее, стерегущей вход в Босфор со стороны Мраморного моря. Это были первые выстрелы новой войны — второго менее, чем за четверть века, прямого столкновения двух величайших в истории империй.

Ultima ratio regum [14]

Стамбул — Византий дорийских колонистов, выходцев из Мегариды седьмого века до Рождества Христова, Константинополь восточных римских императоров, заветная мечта московских князей и российских самодержцев — пылал, подожженный сразу с четырех концов. Грабежи начались сразу, стоило разнестись слуху о том, что в город входят русские, и власти, городские и военные, побежали через Босфор, бросив столицу на милость неприятеля. В считанные минуты в городе воцарился хаос. По улицам метались обезумевшие толпы, пробирались кучки каких-то оборванцев, сгибающихся под тяжестью тюков и сундуков, женщины, дети… В порту творилось светопреставление — отчаявшиеся люди штурмовали пароходы, фелюги, рыбацкие шхуны и гребные лодчонки. Женщины срывали с себя украшения, купцы стаскивали с жирных пальцев драгоценные перстни с изумрудами и индийскими рубинами и вытаскивали из поясов горсти динаров, английские и французские банкноты — все, что угодно, лишь бы перебраться на другой берег! Вооруженные люди выкидывали в воду счастливцев, заплативших за место, и захватывали спасительные посудины для себя и своей добычи. Бухта Золотой рог напоминала поверхность мусорной кучи, покрытой слоем тараканов; вся эта шевелящаяся, смрадная масса медленно смещалась к противоположному, анатолийскому берегу. Те, кому не повезло, потрясали кулакам, выкрикивали проклятия вслед уходящим, возносили хулу Аллаху, всемилостивому и милосердному, за то, что он оставляет их во власти гяуров. На пирсах вспыхивали потасовки, трещали выстрелы, им вторила беспорядочная стрельба из охваченных пламенем городских кварталов.