Вообще-то я не сразу поверил что это роддом. Первой мыслью при взгляде на него было — военный спецобъект с весьма нешуточной охраной. К нам подбежал весьма пожилой, явно за пятьдесят, военный, помог мне высадить Настю из машины и довести её до КПП. Там вояка, примерно такого же возраста и явно знакомый с Настей, прогнал наши карточки через сканер и сообщил что здесь присутствует какая-то «боцманша». Когда мы вышли из КПП и направились внутрь, я спросил — кто это такая? Настя только махнула рукой, мол сейчас увидишь.
В приёмном покое я усадил Настю на кушетку и сестричка шустро принялась её оформлять. Буквально через пару минут, двери ведшие куда-то внутрь распахнулись и в помещение буквально влетела огромная еврейка. Мгновенно оказавшись возле Насти, она, одним прикосновением своей лапищи, уложила ту на кушетку, задрала сарафан, и начала ощупывать ей живот.
Я в, первую секунду, испугался, но увидев по выражению лица Насти что та явно успокоилась, облегчённо перевёл дух.
Закончив осмотр и переговорив с ней, еврейка повернулась ко мне и, весьма командным голосом, поинтересовалась, а кто я собственно такой? Я назвался. Она, смерив меня внимательным взглядом, под которым хотелось стать по стойке смирно, приказала сестричке выдать мне «комплект» и, сообщив что у них сегодня запарка, ушла внутрь здания.
— Ну что смотришь, одевай и веди, а то вот-вот очередная схватка начнётся, — Настя хихикнула, — Похоже Боцманша решила, что ты наш папочка.
Я офанарел от такого заявления, но тем не менее, быстренько надел халат, бахилы и что-то вроде берета, схватил сумку, которую Настя называла «родильным чемоданчиком» и, взяв её под руку повёл внутрь.
Как только мы вошли в коридор, из-за одной из выходивших в него дверей, раздался женский крик. Настя вздрогнула и так вцепилась мне в руку, что я невольно застонал.
Мы зашли в дверь с номером «пять». В левом углу пристроилась кровать, а посередине комнаты стояло нечто похожее на выпрямленное гинекологическое кресло с поддержками для ног.
— Это родильный стол, — нервным голосом сообщила мне Настя, и добавила, — отвернись, я переоденусь.
Я отвернулся, за спиной раздался шорох снимаемой одежды и, через минуту её голос сообщил, — Готово.
Я повернулся. Настя сидела на кровати, возле спинки лежала старая наволочка, как я понял, с её домашней одеждой, а на ней была абсолютно безразмерная рубашка до колен, в мелкий цветочек.
Не успел я открыть рот, как Настя снова громко застонала и легла на бок, свернувшись в клубочек, а когда я протянул ей руку, вцепилась в неё из-за всех сил. Было видно, что ей очень страшно, и мой первый порыв — слинять отсюда побыстрее, сменился желанием хоть как-то помочь ей и, я сказал, что побуду с ней рядом.