Леннарт, впрочем, не слишком от нее отстает. Слушать — это его работа.
У той девочки не вышло, спокойным, мало что выражающим голосом рассказывает он мне в четверг. Нервы не выдержали. Она не одна такая, поясняет Леннарт. Многие оказываются неспособны выносить тишину. Крики чаек — не замена человеческой речи, говорит мой друг, заметив, что я уже открываю рот, чтобы возразить. А воскресных собраний (даже Леннарт не пытается называть их службами) недостаточно, чтобы утолить жажду общения. Да, мой друг готов выслушать каждого. Он примет любого, в любое время. Если нужно, то даже ночью. Но девочка не хочет жить такой неполной, ограниченной жизнью. Ей требуется что-то настоящее.
Настоящее… Мне есть, что сказать на этот счет. Но Леннарт будто читает мои мысли. Не сравнивай себя с ней, говорит он. Они все гораздо более искалечены, чем ты.
Он говорит «они», а не «мы». Я привычно отмечаю этот забавный факт.
Когда в пятницу я прихожу на площадь Карла в обычное время, Йоэл уже ждет меня. Ждет с таким гордым видом, что кажется, он вот-вот лопнет.
— Я просмотрел все отчеты о смертях, начиная от четырех лет назад и до момента нашего знакомства. На всякий случай. Себе я верю, а вот твоей прозрачной башке — не очень, — рассказывает мой маленький друг. — Все, понимаешь? Включая женщин, детей и стариков. Если из-за этого я провалил сегодняшнюю контрольную по истории виртуальности — ты будешь мне должен.
Йоэл замолкает, любуясь моим напряженным лицом. Он не торопится делиться тем, что обнаружил. И я немедленно понимаю, что именно мой друг для меня припас.
Я думаю: он ничего не нашел. Думаю: меня не было ни в одном из его дурацких списков. Потом произношу это вслух и наблюдаю за бровями Йоэла, на секунду встретившимися с его челкой.
— Как ты догадался?
Призраки никогда не устают. У них просто нет веса, который давил бы на ноги, — да что там — у них и ног-то на самом деле нет. Но я вдруг чувствую, что не могу больше стоять.
Опускаюсь на землю и роняю подбородок на грудь. Моего лица теперь совсем не видно за козырьком, но мне кажется, что я дрожу. Интересно, как это смотрится со стороны? Помехами? Волнами, как на море?
— Все верно, Карлсон. Я тебя не нашел. А я же мастер в этом. Если я тебя не нашел, значит, ты не умирал.
«Не умирал». На самом деле, он не договаривает. Не умирал — значит, и не рождался. Не жил. Не существовал. Никакой я не призрак, не отпечаток бывшего человека. Я… Как это назвать? Искусственный интеллект? Способность мыслить, зародившаяся у чего-то, никогда и не притворявшегося живым?