Де ла Рош взглянул на меня, потом в сторону и повторил:
— Какая? Не знаю, стоит ли говорить вам об этом, мадемуазель.
— О нет, — я шагнула к нему ближе, — говорите, месье. Вы сами начали.
— Боюсь, это вас шокирует.
Я вытаращила глаза. Шокирует? Интересно, очень интересно, что же это за причина такая, которая может меня шокировать. Каким образом можно преподнести отказ от дуэли в шокирующей форме? К черту он его послал, что ли?
— Честное слово, месье, не шокирует, — пообещала я, надеясь, что это сумеет его убедить.
Не знаю, убедило его это или нет, но де ла Рош коротко фыркнул.
— Ну хорошо. Только сперва сядьте.
— Зачем?
— Так будет лучше.
Оглядевшись в поисках скамейки, де ла Рош взял меня за руку и отвел к ней. Я шла, спотыкаясь, потому что не могла отвести от его лица заинтересованного и любопытствующего взгляда. В голове уже мелькали сотни причин, но не думаю, что любую из них можно было назвать шокирующей. Наконец, я села, с нетерпением ожидая, пока он не присядет рядом и тут же спросила:
— Ну?
— Надеюсь, я правильно поступаю, — вздохнув, сказал де ла Рош, — хорошо, скажу вам. Он не сможет драться на дуэли со мной, потому что его нет.
— А, он уехал! — догадалась я, немало этим обрадованная.
Ведь если Гранден уехал, то теперь он точно не сумеет на мне жениться.
— Нет, мадемуазель. Он не уехал. Он… он умер.
— Что-о? Как умер? Отчего?
— Боюсь, что он сам приложил к этому руку, мадемуазель.
— Что вы имеете в виду? — я была такой дурой, что до сих пор ничего не понимала.
— Это самоубийство, мадемуазель. Гранден повесился.
Я поняла, почему он так хотел, чтоб я села. Если б сейчас я стояла на ногах, то непременно бы упала. А так я всего лишь покачнулась и вцепилась руками в скамейку, чтобы сохранить равновесие.
— Что?
Трудно сказать, что я испытывала. Это было почти невозможно описать. Перед моими глазами мелькали разнообразные картины, воспоминания происшедшего и обрывки фраз. И все это на фоне огромного недоумения. Повесился? Гранден повесился? Зачем, ради всего святого? Зачем? Он ведь хотел уехать в Америку!
— Я говорил, мадемуазель, вам не стоит этого знать. Успокойтесь. Зато теперь он никогда на вас не женится, правда? Бедняга, — де ла Рош помрачнел, — не знаю, что на него нашло.
— Боже, я совершенно не представляю, почему, — пробормотала я, — ведь мы обо всем договорились. Я ведь обещала, что ничего никому не скажу! Не понимаю, зачем?
— Что? — на сей раз изумлен до крайности был он, — что вы сказали? Кому вы обещали?
— Ему.
— Грандену?
— Ну да. Я разговаривала с ним.
— Когда?
— Вчера.