Леннарт и Улоф застыли.
– Какие коровы?
– Ваши коровы, что тут непонятного.
– Наши коровы не умерли.
– Некоторые умерли, – не согласилась Молли. – А почему?
Леннарт подошел к столу, наклонился и попытался поймать взгляд Молли.
– Откуда ты можешь знать?
Молли скорчила недовольную гримаску. Ответила не сразу, сначала провела еще пару линий.
– Вы же сами сказали.
– Мы ничего про коров не говорили.
– Значит, мне приснилось.
Леннарт оперся на стол и тяжело присел на корточки. Теперь Молли трудно избежать его взгляда. Молли как ни в чем не бывало продолжала вычерчивать линии.
– Слушай… что это с тобой? Ты что…
Молли внезапно посмотрела на него и улыбнулась солнечной рекламной улыбкой.
– Откуда мне знать, что со мной? А что с тобой?
– Со мной? Со мной ничего. – В голосе Леннарта появились угрожающие нотки. – А вот… мы ничего не говорили про этих самых коров, так что откуда ты…
– Кончай, Леннарт, – Улоф положил руку ему на плечо. – Кончай.
– Да, – сказала Молли. – Кончай. Для тебя же лучше.
Леннарт поднял на Улофа глаза и посмотрел с выражением, которое нельзя иначе истолковать, как «ты слышал что-нибудь подобное?»
Улоф покачал головой.
– Пошли посмотрим растения.
– Ага! У вас есть растения?
Молли вскочила так резво, что чуть не сшибла Леннарта. Тому пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть.
Улоф посмотрел на него – Леннарт покачал головой и помахал рукой направо-налево: никуда я не пойду.
Улоф и Молли вышли из вагончика.
Для тебя же лучше.
Леннарту было девять лет, когда лошадь лягнула его мать в голову. Потом она долго болела, неделями не вставала с постели, и никто не мог понять, в чем дело. После бесчисленных визитов к врачам решила обратиться к знахаркам, или, как она их называла, колдуньям. Отец именовал их шарлатанками.
В общем-то вреда от них не было – какие-то мази, декокты, травки, но Леннарт запомнил одну из целительниц – она появилась, когда ему было тринадцать. Звали ее Лиллемур.
Она была не похожа на других.
В отличие от других она даже не пыталась внушить Леннарту и отцу веру в свои методы. Даже объяснять не хотела. Но требования предъявила: у нее должен быть полный доступ к больной, и никто не должен ей мешать. Три раза в неделю по два часа дверь в спальню матери должна быть закрыта. А еще лучше, если домочадцы куда-нибудь уйдут.
Отец с отвращением поглядывал на ее кроваво-алый тюрбан, но молчал. Единственная причина, что он не выкинул Лиллемур из дома, – ее лечение впервые за несколько лет давало какие-то результаты. Мать чаще поднималась с постели, в глазах появилась ясность, которую они не видели с того самого дня, когда случилось несчастье. Отец был так рад улучшению, что Леннарт не смел даже заикнуться, что во вновь обретенной ясности маминого рассудка ему чудилось что-то пугающее.