Песня истаяла в последней жалобе:
…Я наконец-то понял свое место…
Петер остановил джип и выключил радио. Воздух опять, как и тогда, сгустился, он словно давил на голову.
Откинулся на сиденье.
Внутренний зуд все усиливался. Как будто в груди поселился паук с длинными-предлинными ногами, и они достают чуть не до кончиков пальцев. Или нет… не паук. Дерево. В его сердце посадили дерево, и оно разрастается, протягивает свои ветви по всему телу.
Петер зажмурился, представил себе это дерево – какой он все же кретин. Зачем искать такие замысловатые метафоры, когда причина ясна.
Он чувствует бег крови по сосудам.
Он внезапно ощутил свою кровь – как это может быть? Кровь, которая бежит по сосудам всю жизнь, с младенчества и до самой смерти, кровь, о которой мы никогда не задумываемся, не прислушиваемся к ее безустанному току… а какие-нибудь дикари даже и не знают об этом постоянном неиссякаемом потоке. И она не просто зудит, его кровь, она тянет его куда-то. Зовет.
Он вышел из машины и, повинуясь этому зову, пошел по газону. И остановился. Там, куда он направился, уже не было четкой границы между зеленью травы и мертвой голубизной неба. На горизонте лежала тонкая перина мрака.
Туда. Я иду туда.
Еще чего… Он не смог представить, насколько высока эта стена мрака или сколько до нее идти. Попытался – и не смог. Но тяга так сильна, зов крови так неумолим, что он вынужден бороться с ним чисто физически, удерживать себя, как удерживают рвущегося в цветущую степь коня.
Бороться? Зачем бороться? Ты же сам знаешь – твоя дорога туда.
Петер вытянул руку с растопыренными пальцами, попытался максимально расслабить мышцы – и ощутил все усиливающееся притяжение, словно кто-то тащил его за руку. Несильно, но настойчиво.
Он снова открыл пассажирскую дверь, открыл бардачок и достал осколок разбитой выстрелом бутылки. Острый, словно заточенный, кончик – ничего не надо резать, просто уколоть.
Вытянул указательный палец и ткнул осколком. Удалось только со второй или третьей попытки – на кончике пальца появилась кровь. Надавил – кровь похожа на переливающуюся красную жемчужину. Петер перевернул ладонь. Жемчужина превратилась в каплю и сорвалась с пальца.
Никаких сомнений. Все это происходит не только у него в голове. Зов крови – никакая не метафора: капля не упала прямо в траву – она пролетела чуть не метр красивой дугой, словно и ее притягивала черная полоса над горизонтом.
Петер вытер палец о рубашку, вытянул руки по швам и встал по стойке «смирно», слегка откинувшись назад, противодействуя силе, тянувшей его к горизонту.