И в ту же секунду на руку упала капля. Начало жечь спину – полотенце уже не защищало. Словно раскаленные гвозди. Он собрал всю свою волю, чтобы не кричать, прикусил губу, похватал остальные игрушки, и в какую-то секунду…
А-а-а-а-а! А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!
…и в какую-то секунду не мог решить: возвращаться или остаться здесь, на антресолях.
Я останусь здесь. Мое тело – тоже изолирующий материал, я могу подарить жене и сыну несколько лишних минут.
Но когда героические намерения вступают в противоречие с невыносимой физической болью…
Я сгорю здесь… я уже горю…
…они побеждают боль.
Это уже не гвозди. Огромный раскаленный утюг прижимает спину, и крик боли не удержать.
Стефан закричал, развернулся, оттолкнулся, как в плавательном бассейне, ногой от стены и на локтях, сжимая в охапке плюшевых зверей, пополз к лесенке. Не выдержал и вдохнул – точно тысяча липких, колючих нитей забили носоглотку. Он мучительно закашлялся, но продолжал ползти. Теперь он не только чувствовал, но и слышал. Он слышал отвратительное шипение, слышал, как горит кожа на спине, – будто кусок свинины бросили на горячую сковородку.
Стефан почти вслепую добрался до люка и перевалился через бортик.
Очевидно, сработал инстинкт самосохранения. Он перевернулся в воздухе и упал на живот, на охапку мягких плюшевых зверей. Но все равно ударился плечом, а лбом треснулся в крытый тонким линолеумом металлический пол. В мозгу вспыхнули сотни созвездий.
– Псих, псих, любимый мой…
Карина взяла его под мышки и оттащила к кухонному столу. Стефан по-прежнему судорожно сжимал зверушек.
– Папа, папочка, я не хотел…
Карина посадила его на тахту. Спина прикоснулась к грубой обивке. Он вскрикнул, наклонился и выложил игрушки на стол.
Звезды в голове поблекли. Эмиль потянул зверушек к себе, испуганно повторяя со слезами: «Прости, прости, прости…» Стефан бессильно махнул рукой – ничего, ничего, я не сержусь, и…
А-а-а-а-а-а…
…и тут же замолчал – а вдруг его вой еще больше испугает мальчика.
Карина погладила его по руке и посмотрела на него взглядом, который человеческая природа предназначила разве что для влюбленной пары на борту тонущего корабля или падающего самолета.
Я здесь. И ты здесь. Я тебя вижу.
Дождь продолжался.
* * *
Петер сидел на постели рядом с Молли и размышлял – впервые за несколько часов он мог позволить себе задуматься. Дождь молотит по крыше, струйки бегут по стеклам. Несколько капель просочились сквозь сварной шов на потолке и прожгли тряпку на мойке. Откуда вообще взялся такой дождь? А с другой стороны – почему бы нет?
Он, разумеется, не помнил цифры, показывающие вероятность совпадения случайностей, благодаря которым возникла жизнь на Земле. Ноль и бесконечное количество нулей после запятой. Написанное число сужается к горизонту, как железнодорожные рельсы. И где-то там, в конце, еле заметная единичка.