– Папа, мне страшно. Теперь мне очень страшно.
* * *
Поддон с селедкой.
Когда обожженные начали колотиться в их кемпер, у Стефана просто не было сил, чтобы пугаться. Он уже исчерпал запас страха, думая о неизбежной смерти своих близких. Он пошел за винтовкой, думая о поддоне с сельдью, – так и не успел отменить заказ.
Поддон с селедкой. В каком-то смысле важная мысль.
Летом 2010 года случилась похожая история, в тот раз с картофелем. При оформлении заказа вкрался лишний нолик, и он вместо тонны картошки получил десять. Его ошибка, так что валить не на кого, надо было как-то избавляться от этого террикона.
Устроили кампанию – яркая, бросающаяся в глаза реклама, картошку давали бесплатно при покупке других товаров на определенную сумму, в конце концов пришлось снизить цену до пятидесяти эре за килограмм. И все равно – картошки осталось много, и в этом-то как раз и важность ассоциации.
Насыщение.
В любом процессе есть точка насыщения. Тогда болевые рецепторы отказываются воспринимать боль, страх становится привычным и никто не хочет картошки даже задаром.
Стоп.
То же произошло и со Стефаном. Скользящие за окном и колотящиеся в двери обожженные зомби – зрелище жуткое, но он просто отмечает их присутствие, как, скажем, пролетающих в небе чаек.
Достал винтовку. Приклад весь изъеден мелкими ходами, словно над ним поработали жуки-древоточцы. Но металлические части почти не пострадали, если не считать нескольких напоминающих ржавчину пятен на стволе. Несколько раз подвигал затвором – должен работать. По крайней мере есть надежда.
Залаяла собака. Стефан посмотрел на Карину. Она села на диван и уставилась на него, не говоря ни слова. Сначала ему показалось, что в ее глазах по-прежнему полощется страх, но быстро понял, что Карина пытается удержать прорывающийся, как икота, смех. По-видимому, она в том же состоянии, что и он.
– Чересчур, правда?
– Да уж…
– Как с селедкой.
– С какой селедкой?
– Ну, когда ее слишком много. Слишком много селедки.
Эмиль непонимающе переводил глаза с Карины на Стефана.
– Чему вы смеетесь? – он показал на окно. – Они же опасные!
– Прости, малыш… – Стефан провел рукой по глазам, у него даже слезы выступили. – Прости… но ведь мы живы.
– А если они придут? Думаешь, и тогда мы будем живы? Мам, ну не смейся, пожалуйста!
* * *
Дети зависят от родителей. Еда, жилье, родительская ласка – само собой. Но главное – они учатся толковать мир, подмечают чувственные и интеллектуальные реакции матери и отца. Эмиль сердито уставился на Карину со Стефаном, но те продолжали хохотать. И он тоже засмеялся.