И опять тот же эффект – выспались замечательно, хотя из соображений нравственности спали одетые. Целая ночь превосходного сна, а потом весь день работали – и никакой усталости.
Вечером решили поговорить серьезно.
– Так не пойдет, – сказал Леннарт.
– Не пойдет, – кивнул Улоф. – В смысле – не может продолжаться.
– Что дети подумают?
– Что ты имеешь в виду?
– Будто не понимаешь… два мужика спят вместе. С какого перепугу? Нет, не пойдет.
– Не пойдет, – как эхо повторил Улоф и подумал, как чудесно, засыпая, слышать дыхание другого человека и понимать, что ты не одинок на этой земле.
– А почему, собственно, не пойдет?
– Не хуже меня знаешь.
– Не знаю… я вообще не так много знаю, – честно признался Улоф.
Леннарт прищурился и долго разглядывал друга. Тот положил тяжелые руки на стол и ждал пояснений.
– Хочу спросить…
– Спрашивай, – кивнул Улоф.
– Не то чтобы я… ты не думай, я не из тех, кто судит, каждый имеет право… но… у тебя есть такие… такие склонности?
– Не понимаю, что ты имеешь… – начал было Улоф, но Леннарт прервал его, хлопнув ладонью по столешнице.
– Тысяча чертей, Улоф! Не валяй дурака, и без того…
– Ладно, ладно… сбавь обороты. Не-а… у меня нет таких склонностей. И никогда не было. Насколько я знаю.
– Вот и хорошо. Хорошо. Главное – знать, кто есть кто. Потому что и у меня нет. Тоже. Нет и не было. Не то чтобы я осуждаю кого-то, но…
– Но что?
Леннарт уставился на Улофа чуть ли не с гневом.
– По правде говоря, с тобой каши не сваришь. Ну, что касается…
– Тогда спи один. Лежи и дергайся, пока не рассветет. Как я, к примеру. Только склонности-то здесь при чем?
Они замолчали. Тишину нарушало разве что тиканье старинных часов в гостиной да скрип стульев, когда тот или другой меняли позу.
– А дети? – спросил Леннарт после долгой паузы.
– Дети поймут, – с неожиданной уверенностью сказал Улоф. – Что – дети? Поймут дети.
Когда вернулись Анте и Гунилла и отцы объяснили им, как и что, посыпались вопросы, но вопросы чисто практические – как они теперь будут размещаться. Дом Леннарта был побольше, в нем была гостевая комната, в которой почти никогда никто не жил, – ее отдали Анте. Тот не возражал – комната была и больше, и лучше старой.
Если у детей и были сомнения насчет характера отцовских отношений, они держали их при себе. А самое главное – новый ночной порядок пришелся всем по вкусу. Анте и Гунилла и так хорошо ладили, а теперь их было просто водой не разлить – лучшие друзья.
Леннарт и Улоф не могли нарадоваться. Оба помолодели. Постепенно решились спать не в верхней одежде, а в трусах и ночных рубашках. И только спустя почти год их руки случайно встретились, и они пришли к выводу, что засыпать, держа друг друга за руки, еще лучше, хотя лучше, казалось бы, некуда.