Это наверняка Анетт, но она почему-то выбрала образ Толстухи из сказки, что-то вне Анетт и, конечно, вне того, кем она могла бы стать за эти годы. Эта Анетт принадлежит Мраку, и Петер вдруг осознал, что она и не может быть другой. Он подошел к ней, забрался к ней на колени, она приняла его в объятия, и он утонул в мягкой перине ее тела. Он хотел бы заняться с ней любовью. Ничего, со временем займется. У них есть время. Времени у них сколько угодно.
* * *
Карина ушла довольно далеко от лагеря. Обернулась – их машины и вагончики выглядели как игрушки, забытые на зеленом газоне. И ее тут же пронзил страх: а вдруг оборачиваться нельзя, может случиться что-то ужасное? С другой стороны – что может случиться ужаснее того, что уже случилось? Она так и шла по следам тигра – тот вышагивал на своих мягких лапах в двух метрах впереди и равномерно помахивал длинным хвостом с неприятно-кокетливой загогулиной на кончике.
Вот и моя кара.
Она не поняла, что имел в виду Эмиль, когда сказал, что мама должна идти, но идти было некуда, кроме как следовать за тигром.
Улететь к солнцу, как сказала прозорливая Молли. Исчезнуть.
Весь день ее преследовали картины собственного исчезновения. А почему бы нет? Утолить, наконец, подростковую жажду самоуничтожения. План, которому помешал Стефан. А может быть, все эти годы со Стефаном – всего лишь передышка, затянувшаяся пауза, а намерение покончить с жизнью никуда не делось?
И она шла за тигром. Все дальше и дальше от лагеря. Остались только они – она и этот тигр, как визуальное воплощение всех пакостей, которые она успела натворить в юности. И единственное объяснение происходящему – жертва. Она должна пожертвовать собой, и тогда Эмиль будет жить.
Она покорно ставит ноги одну перед другой, подражая тигру, и не может отвести глаз от играющих под шкурой могучих мускулов на ляжках чудовища, от хвоста, покачивающегося над травой, как маятник, отсчитывающий отведенное ей время.
И когда это кончится? Они идут, идут и идут. Время тянется бесконечно.
– Что ты хочешь от меня? – спросила она громко, и тигр навострил уши. – Что я должна делать?
Что может ответить тигр? Он даже на долю секунды не остановился. Продолжал идти по узкой тропе, убегающей к горизонту, насколько видит глаз. Перед глазами возникло искалеченное тельце Эмиля, и она остановилась. Может быть, его уже нет, может, он испустил последний вздох, а она, его мать, надумала прогуляться.
– Что я должна делать? – крикнула она с отчаянием. – Что я должна делать?
Тигр не обратил ни малейшего внимания на ее выкрик – продолжал идти, ни на долю секунды не изменяя ритма. Хвост туда-сюда. Как маятник, отсчитывающий отведенные ей минуты жизни: тик-так, тик-так.