Гундула прогуливалась перед домом; на ней была голубая юбка и белая блузка — она казалась одетой почти по-праздничному.
— Ну, что там еще стряслось?! — крикнула она и, не дождавшись ответа Хойслера, обратилась к деду — Ты плохо себя чувствуешь, деда? Ты сегодня какой-то бледный!
— Я и сам не знаю, — пробормотал старик. — У меня какое-то странное состояние… — Он выронил трубку из руки и закашлялся. Пот тек у него по лицу.
Гундула положила руку на лоб старика и сразу всполошилась:
— Да у тебя жар!
— Глупости, — проговорил дед. — Может, студень был несвежий?
Состояние Ховельмана исключало поездку в кино. Старика сильно знобило. Заступать в таком состоянии на службу он, разумеется, не мог. Хойслеру пришлось поехать в село, чтобы отправить на дежурство самого Ромера. Когда он вернулся обратно, то тут же заявил:
— Я еще должен съездить на фирму — Ромер не совсем трезв.
Они уселись на скамейке перед домом. Гундула прильнула к нему, и он обнял ее за плечи.
— Ты надолго там задержишься?
Обер-лейтенант покачал головой.
— Хочешь, выпьем по бокалу вина? — спросил он. — Я все равно поеду на велосипеде.
— Нет, я не хочу вина, — ответила девушка. — Я пока вообще ничего алкогольного пить не буду.
Ее слова насторожили Хойслера, и он спросил:
— Почему? Уж не вступаешь ли ты в общество трезвенников?
— У меня будет ребенок!
— Не может быть!.. — Он был потрясен.
Гундула заглянула ему прямо в глаза и отгадала его мысли: еще бы, ведь она все время обманывала его, говоря, что принимает противозачаточные таблетки.
«Почему она не подождала? — тревожно подумал он. — Как я ей теперь втолкую, что сейчас не время?..»
— А я думала, что ты обрадуешься… — растерянно проговорила она.
Хойслер погладил ее по плечу и поцеловал, но губы Гундулы были плотно сжаты.
— Ты меня прямо-таки ошарашила своей новостью, — нервно заговорил он. — Разве ты этого не понимаешь? Или ты хочешь, чтобы я закричал от радости? Ты же хорошо знаешь, что на этой неделе состоится нечто очень важное для меня. — Хойслер не хотел говорить Гундуле о том, что от этого важного события его отделяет всего несколько часов.
— Не надо ничего объяснять! — обиженно выкрикнула она.
Гундула понимала, что поступила не совсем правильно: решила забеременеть, даже не посоветовавшись с ним. Но то, как он воспринял это известие, просто оскорбило ее. Он мог хотя бы сделать вид, что рад такой новости. Гундула чувствовала, что он не откровенен с ней, и это усилило ее разочарование. Она убежала в дом, оставив Хойслера одного.
Тем временем Бруно Ховельману стало несколько лучше. Домашние лекарства помогли. Его уже не лихорадило, температура заметно спала. Жена Ховельмана готова была поклясться, что он съел что-то несвежее. Обессиленный и бледный, он лежал в постели.