— Как вам служба в полиции Гирты? Жалоб нет? — подошел к столу, подсел рядом на скамейку уже знакомый капитан Кноцци, с веселой насмешкой уставился на детектива, что он будет говорить в ответ. Тут же подошел еще какой-то незнакомый полицейский, тоже с кружкой. Встал рядом, скорчил гримасу как на улице, посмотрел на детектива с такой свирепой и внимательной, почти что звериной ненавистью, что тому стало не по себе. Он был уже изрядно пьян. Но не в том состоянии, когда говорят «навеселе», а совсем в противоположном настроении. Свет газовой лампы играл на темных бороздах капитанской подвески.
— А вы с бароном Гонзолле случайно не знакомы? С тем, который Модест — не дождавшись никакой реакции от детектива, завел беседу капитан Кноцци, тоже рассевшись рядом поперек скамьи, оперся локтем о стол и внимательно уставился на Вертуру как на арестанта в комнате пыток — они с сэром Борисом Дорсом, племянником нашего владыки, недавно гостили у вас в Мильде. Рассказывали лично вас, принца-изгнанника видели.
— Да — поняв, что отмолчаться не выйдет, мрачно ответил детектив — было дело…
— А здесь в Гирте, уже встречались с ними?
— Нет.
— А что Гонзолле, в Мильде тоже рассказывал, сколько человек он убил и сколько раз женился? А сколько его тут колотили не говорил? — оперся обеими руками, крикнул через стол, поделился веселой сплетней какой-то полицейский — он тут и вашей Гарро предложение на спор делал. А как протрезвел, сказал, ну ее к черту, до сих пор должен денег!
— Вызовите его на дуэль! — хохотнул, подхватил пьяный капитан — на фестивале, на оглоблях! А мы на вас, как на своего, будем ставки делать!
— А кто это тут, на днях, рассказывал — услышав, что обсуждают известную личность, присоединился к разговору, обведя собравшихся многозначительным тяжелым взглядом и остановив его на детективе, спросил сидящий в дальнем конце стола рыцарь — про то, как они с Борисом по пьяни грозились похитить леди Веронику? Вы?
Вертура опустил глаза, у него похолодело сердце. Он отчетливо помнил, как Борис Дорс, большой, бородатый, мрачный человек с перекошенным как будто бы от ненависти, но все же каким-то печальным лицом и огромными темными ручищами чернорабочего, не замечая никого и ничего вокруг, разглагольствовал на весь квартал о всяких молодецких глупостях, шагая с откупоренной бутылкой по цветущим, залитым радостным весенним солнцем улицам Мильды. Как все задыхались не в силах угнаться за его стремительной, экспрессивной походкой, как от его зычного голоса между домов стояло эхо, тряслись стекла и, словно ругаясь на его неместный говор, из парадных и окон топорщили спины, яростно выли, недовольные криками дворовые коты. Как они вместе с Модестом Гонзолле, князем Колле Младшим и маркизом Рорком Бифисом во всю подзадоривали его, потешались над ним, смеялись этим по-детски радостным и наивным шуткам о неразделенной любви к какой-то, никому тогда неизвестной, девице… Но сейчас детектив совершенно не представлял, кому он, будучи пьян вчера или позавчера, мог рассказать эту, такую вроде бы веселую и задорную тогда, у себя дома, и такую опасную сейчас, здесь в Гирте, ставшую почти что политической, сплетню.