Миновав конюшню, я врезалась в облако зловредной мошкары и отступила. В воздухе повисла приятная тишина. «Не иначе как заклинание, призванное оградить территорию», — подумала я и, убедившись в отсутствии четвероногих охранников, задрала юбку и неуклюже перелезла через довольно высокий забор. Пробралась в конюшню и вытаращила глаза при виде представительницы салтедской верховой. Вот это да!
Эта порода была стойкой к большинству магических атак. Уж не помню от кого я слышала, что салтедская верховая стала результатом взращивания молодняка с использованием стихийной магии по строго проработанным схемам. Конечно, у столь бесценного качества был и свой недостаток: привычную шерсть заменили гибкие чешуйки, шейный гребень напоминал огрубевшую змеиную кожу, исключая рост гривы и челки. Еще одной отличительной особенностью были холодные, словно выжженные свинцовые глаза, которые смотрели на меня вопрошающе.
Кобыла повела ушами и потянула ко мне морду.
— Я без угощений, — оправдалась я и провела рукой по ее необычной шкуре.
Кобыла дружелюбно меня обнюхала и чихнула.
— Вся в пыли, а что делать? Я бы с удовольствием искупалась, но увы. Ты ведь не будешь против, если я с тобой переночую?
Хорошо здесь. Тихо. С запахом сена соперничал мускусный запах, исходящий от тугого клубка ярко-желтых магических нитей, висящих на балке. Там же лежала пара смолянистых листьев пижмы — она-то и разогнала всех насекомых, неотступно следующих за мной, обещая обитателям конюшни спокойный сон.
Я зевнула, все еще сомневаясь в правильности своего решения.
Надеюсь, с тобой я не влипну в очередную историю… — я вошла в стойло. — Подвинься.
Свернувшись калачиком на душистой соломе, я закрыла глаза и уснула. Мгновенно.
— Ты смотри какая… рыжая!
Кто это? Кому? Мне?!
Медленно въезжая в реальность, на границе сна и сумрачной яви, я силилась понять, где я и что, собственно, происходит?
Путаясь ногами в подоле платья, я судорожно поползла к стене, пока не уперлась спиной в деревянную доску. В распахнутой жилетке на меня смотрела громада мышц. Мужчина навис надо мной, пугая не столько своей массой, сколько шрамом, располосовавшим его лицо надвое, при этом сомнительные складки на его щеках жили своей жизнью, превращая улыбку в оскал.
— М-ама…
Подчиняясь первобытному инстинкту, я рванула в попытке… свалить. Как паршивая кошка я была тут же схвачена за косу хозяином дома.
— Бо-о-ольно, я же ничего не сделала?! — заорала я. — Пустите, — я резко дернулась, вызвав лишь громогласный смех своего мучителя и тупую боль в затылке. Сознание неохотно включалось в работу, начиная искать выход, но то и дело спотыкалось о тупость, дарованную мне по утрам.