— Что ты наделал, несчастный! — говорил Димитрий. — Ведь ты и себя бы погубил, и меня бы навек опозорил!..
— А что он лается — безмозглый! — угрюмо отвечал казак.
— Лается — так и ответит по-рыцарски! — возразил царевич. — Завтра утром я буду с ним биться!..
Казак с удивлением посмотрел на Димитрия и, сердито качая головой, проворчал:
— Никогда этого не будет!
— Что? — не расслышал царевич.
— Никогда, говорю, этого не будет! — отвечал совершенно спокойно Корела. — Ты наш батько, и если понадобится, то будем биться мы. Да и не надо вовсе биться. Его надо просто заколоть, как поросёнка, чтобы нашего батьку не порочил, а зачем биться? Биться не надо!
— А батьку надо слушать? Как ты думаешь? — спросил Димитрий.
— Надо, надо слушать, если дело приказывает! — отвечал казак.
— Ну так слушай! Завтра я буду биться с князем Корецким, а тебе приказываю накрепко в это дело не мешаться! Понял?
— Никогда этого не будет! — опять спокойно возразил Корела.
— Как не будет?.. Батьку-то не слушать?..
— Не будет потому, что не можно. Я послал сказать казакам, что берегу царевича нашего пуще глаза. Что же скажет товариство, если я дам царевичу пропасть? Ведь сабля глупа...
— Ну, так нам придётся с тобой распрощаться, если не хочешь добром слушаться батьки. Я велю тебя вывезти отсюда в Житомир или в Киев — куда-нибудь подальше...
Долго ещё царевич уговаривал неугомонного атамана, долго доказывал, что рыцарская честь требует боя, что отказаться от поединка считается величайшим бесчестьем и т. д. Наутро царевич оделся, готовясь к поединку, и на прощание протянул атаману руку. Тот взял её обеими руками и опять сказал:
— Никогда этого не будет!
Опять пришлось его уговаривать. Димитрий начинал сердиться, кричать.
Тогда Корела тоже закричал:
— Так свяжи меня, вели заковать! А то не утерплю, пойду и убью безмозглого!.. Ну, Ян, слушай! Бери верёвку, вяжи. Да покрепче вяжи, вот так... Локти-то свяжи, не то ей-богу же уйду! Да ноги свяжи крепче! И что я товариству скажу? Этакая беда! Безмозглого заколоть надо, а царевич, сам царевич с ним биться идёт!..
В это время молодой Бучинский крепко связывал ему руки и ноги, и когда часа через два царевич вернулся с оцарапанной щекой, он нашёл атамана лежащим на полу связанным и в прежнем положении.
— Ну, батька, жив? — спросил он обиженным голосом у вошедшего царевича.
— Немного только оцарапан! — отвечал Димитрий, указывая на окровавленную щёку.
— А безмозглого заколол? — полюбопытствовал казак.
— Понесли чуть живого! — тут царевич опустился на колени, чтобы разрезать верёвки, которыми связан был атаман.