— Чудовищно. — Каро передернуло.
— А как Пьетро достал пистолет? — спросил Роджер.
— С момента убийства Хозера Марио держал пистолет под замком, — пояснил Генри. — У него в кармане было только два ключа. Один — от входной двери, другой — от радиолы, купленной Джулио. Должно быть, в ней и был спрятан пистолет. Но Марио забыл, что у Пьетро тоже был ключ от радиолы. После того как старик ушел из дома в тот день, когда был убит, Роза нашла Пьетро стоящим возле радиолы. Скорее всего, он только что открыл ее и забрал пистолет. Когда я увидел радиолу на следующий день, она была отперта.
— Но, Генри, — взмолился Джимми, — все это очень складно, только Пьетро не мог убить Марио! Мы с вами оба видели, как он поехал вниз на лыжах, и, когда убили Марио, находился уже более чем на полпути домой. Вы что же, думаете, он стрелял в отца из-под подъемника?
— Нет, — сказал Генри. — И это была самая сложная загадка во всем деле. Когда убили Марио, меня охватили страшные сомнения. Я подумал, что ошибся во всем. Тогда я еще раз прошелся по всем фактам, связанным с первым убийством, и решил, что не мог ошибиться. Это должен был быть Марио. А если так, кому нужно было убивать старика… кроме его сына? Пьетро был единственным, у кого имелась причина принять радикальные меры, чтобы не дать Марио сделать признание. Тем не менее на первый взгляд это казалось невозможным. Пьетро уехал отсюда на лыжах в половине шестого и прибыл к нижней станции Карло без четверти шесть. Вполне разумное время для того, чтобы спуститься на лыжах, учитывая темноту.
— Он никак не мог убить Марио, — категорически заявил полковник. — Даже для первоклассного лыжника это была бы невозможная скорость.
— Я ломал голову над этим вопросом и не мог найти ответ, — согласился Генри. — Поэтому мы с капитаном Спецци решили предоставить Пьетро все возможности и попробовать поймать его в ловушку. Имменфельдскую трассу официально открыли в субботу. Мы знали, что Пьетро совершит попытку побега в воскресенье, потому что это единственный день, когда его до вечера не будут искать — ведь занятий в лыжной школе нет. У нас не было реальных подтверждений моей догадки, а следовательно, и надежды обвинить его в убийстве. А потом — в то самое утро — я вдруг понял, как он мог совершить убийство. И все из-за того, что сказала Эмми.
— Почти смешно, — вставила Эмми. — Я сказала что-то насчет своего заднего фасада.
— Вашего чего? — краснея, переспросил полковник.
— Моей задницы, — уточнила Эмми. — После того несчастного случая я рассказала Генри, что рухнула на острое ребро лыжи и моя задница стала похожа на платформу под пилоном.