— Слава богу, что вам это удалось. Это было бы и впрямь чудовищно.
— Она хотела это сделать ради вас, — заметил Генри. — Знаете, она вас очень любит.
Мария Пиа широко открыла свои огромные карие глаза.
— Господи!.. Я понятия не имела…
— Мы все вас любим, — сказал Генри. Он взял ее руку, слегка сжал и неожиданно поцеловал. Потом, заметно покраснев, быстро вышел из номера баронессы и стал спускаться по лестнице.
В холле он повстречал Труди Книпфер. С совершенно серьезным лицом та сказала ему:
— Я искала возможности поговорить, герр Тиббет. Считаю своим долгом извиниться перед вами.
Генри ухмыльнулся.
— Официально, фройляйн, я, конечно, очень сержусь на вас за сокрытие жизненно важного доказательства.
Она посмотрела ему прямо в глаза и строго спросила:
— А вы бы выдали старика? Выдали бы, если бы ненавидели Фрица Хозера так же сильно, как я?
— На этот вопрос очень трудно ответить, — сказал Генри. — Вместо этого я задам вам другой: почему, испытывая такую ненависть, вы все равно готовились выйти за него?
— Этого хотел мой отец, — коротко ответила Труди.
— Почему?
Девушка немного помедлила, потом начала:
— Он думал…
Но с террасы донесся резкий окрик:
— Труди! Моя трубка у меня в комнате!
— Да, папа, — ответила девушка и тут же ушла.
— Вот еще одна маленькая тайна, которую никто никогда не постигнет… — пробормотал инспектор. — Ладно…
Он пошел в бар. Там в одиночестве пил кофе Роджер.
— Приятно видеть дружественное лицо, — заметил тот при виде Генри. — Все остальные собирают вещички.
— Я пришел, чтобы отдать вам это, — сказал Тиббет. — Думаю, вам бы этого хотелось. — Он достал из кармана заявление Роджера и добавил: — Я бы на вашем месте сжег его. Не думаю, что вам или Каро захочется когда-нибудь вспоминать о нем. Официально я, разумеется, ничего о нем не знаю и никогда не знал.
Он положил бумагу на стол и быстро удалился, прежде чем Роджер успел сказать хоть слово.
Снаружи, на солнечной скамейке, Эмми отложила журнал и спросила:
— Все улажено и готово к отъезду?
— Все сделано, — ответил Генри и сел на скамейку рядом. — Как сегодня твоя щиколотка?
— О, гораздо лучше. Хотя нагружать ее я пока еще не могу. Даже если бы мы остались здесь подольше, не думаю, что я смогла бы снова встать на лыжи в течение ближайшего месяца. Но на будущий год…
Генри взглянул на нее, и его брови поползли вверх.
— Ты хочешь вернуться сюда на будущий год? После всего, что здесь произошло?
— Конечно, хочу. Мы возьмем отпуск в январе и проведем две восхитительные недели, катаясь на лыжах, — безо всяких убийств. И я научусь делать поворот на параллельных лыжах — вот увидишь. — Она вдруг посмотрела на него с тревогой и добавила другим тоном: — Ты же хочешь приехать сюда снова, правда? Я имею в виду… ты ведь любишь кататься на лыжах?