Шумно выдохнув сквозь стиснутые зубы, я процедила:
— Вячеслав Давидович, как бы ни было вам смешно, мне сейчас неприятно.
— Почему? — Его удивление было искренним.
— Мне дискомфортно от вашей ненормальной настойчивости, — начав собирать эскизы и зарисовки со стола, я не удержалась и вздрогнула, когда он шагнул ближе. — Я сама!
— Ка-а-атя… — Обиженно протянув, он недовольно цыкнул. — Я не давал повода себя бояться, у тебя слишком развито воображение. Я всего лишь сказал, что ты мне очень нравишься и я хочу пригласить тебя на свидание. Что в этом плохого?
— Что?! — разозлившись, я выдернула из его пальцев очередную зарисовку. — Ты за мной следил!
Следом за ним перейдя на «ты», я не удержалась и добавила:
— Это уже полноценный шпионаж и вмешательство в личную жизнь! Что дальше?! Жучков у меня в квартире поставишь, чтобы знать, что я дома делаю?!
В этот момент он так отчетливо смутился, что я изумленно расширила глаза. Не может быть…
— Да ты больной… — обескураженно прошептав, я прижала листы к груди и отступила на шаг.
— Да не больной я! — вспылив, он шагнул вперед и навис надо мной. — И нет у тебя дома жучков!
— Не подходи! — Отступив еще не шаг, выставила перед собой руку. — Не подходи или я буду кричать!
— И кто из нас больной? — осмотрев меня так, словно именно я из нас двоих была не очень здорова душевно, Медянский скептично скривил губы. — Катерина, прекрати паниковать, тебе это не к лицу.
— Шеф!
Рядом кто-то гаркнул, причем откуда-то из-под пола, и мои нервы сдали. Взвизгнув, я вновь отшатнулась назад и… И наступила каблуком на какой-то мелкий камушек. Не удержала равновесия…
Боль была настолько резкой и такой знакомой, что слезы хлынули сами, не столько из-за боли, сколько из-за осознания, что я вновь инвалид на ближайшие несколько месяцев. Черт-черт-черт!!!
— Катя! Господи… Катерина, что… — Подскочив, но не успев подхватить до того, как я упала, Медянский моментально поднял меня с пола, но было поздно. Похоже, опять порвала связки.
— Все хорошо, — процедив сквозь слезы, я злорадно прошипела. — Я на больничный. Встретимся через три месяца. Провожать не надо.
Попыталась оттолкнуть его, но не тут-то было. Он держал крепко, при этом был слегка бледен и весьма хмур.
— Вячеслав Давидович, отпустите.
Оглядевшись, он практически донес меня до стула и склонился, чтобы осмотреть ногу.
Почему-то захотелось его пнуть, но я сдержала этот низкий порыв. Вместо этого сдавленно прошипела, когда он дотронулся до начавшей опухать лодыжки. Он шепотом что-то рыкнул. Затем обернулся в сторону лестницы и вновь гортанно прорычал что-то, причем я не поняла ни слова. С лестницы кто-то залопотал-запричитал, я же сидела сама не своя. У меня слуховые галлюцинации? Что это за язык?