– Вы не понимаете… – ответил Оливьери тихо. Ветер дул так свирепо, что Адаму показалось, что Хакан профессора не слышит. – Я его почувствовал. Это как яд, наполняющий вены. И я знаю, что Бог не в силах это остановить. Неужели вы не видите? Бога здесь больше нет. Он не сможет нам ничем помочь.
Эти безобразные слова исходили от человека, который всю сознательную жизнь посвятил изучению Библии. Но тот тон, с каким произнес это Оливьери, заставил Адама задрожать так, как он никогда не дрожал от холода. И глаза… В глазах Оливьери застыла такая безнадега, какой Адаму еще не доводилось видеть. Терзаемый недобрыми предчувствиями, он пошатнулся и посмотрел на Хакана.
– Отведи его к доктору Дайеру. Свяжи, если понадобится, – скомандовал Адам. – То, что происходит, – уже за гранью. Я должен увидеться с Мериам.
Хакан взял Оливьери за плечи, чтобы быть уверенным, что тот не побежит обратно к обрыву.
– Можешь особо не торопиться, – сказал он настолько презрительно, что с таким же успехом мог плюнуть. – Вряд ли тебе понравится то, что ты там увидишь.
Хакан повел Оливьери прочь, а Адам застыл на месте, уставившись на их спины. Тугой узел тишины в его груди расцвел в нечто бо́льшее – в странно успокаивающий страх, с которым он делал первый шаг, а затем второй в направлении пещеры.
Присматривать за персоналом уже не хотелось. Даже попытка Оливьери покончить с собой почти не мотивировала. Спрятавшись от сильнейшего ветра, бушевавшего снаружи, он зашел в галерею первого уровня. Большинство сотрудников именно здесь оборудовали свои жилища. Некоторые уже перебрались на уровень выше, где было немного теплее, в то время как другие просто укрепили свои скромные убежища. У Адама и Мериам было собственное жилое помещение на втором этаже, но загон, который Мериам называла своим кабинетом, находился на первом, и Адам знал, что она еще должна быть там.
Изнутри загона пробивался теплый оранжевый свет – сочетание лампы, питаемой от генератора, и небольшого обогревателя.
Шаги Адама по тонкому слою снега, нанесенному проникающим глубоко в пещеру ветром, были почти бесшумны. Подходя к «кабинету», он не чувствовал биения собственного сердца или того, как поднимается и опускается грудь.
Как и следовало ожидать, Мериам находилась внутри. Но она была не одна. Залитая теплым светом, она стояла, обвивая руками Фейиза и прижимаясь к его груди. Адам не видел ее лица, но закрывший глаза Фейиз всем видом выражал удовлетворение.
Не в силах вынести душераздирающего зрелища, Адам покачал головой и стал пятиться назад. Пока он отступал по проходу, смятение и отрицание сменились горьким всплеском желчи и негодования. Затем пришла злость – и на нее за предательство, и на себя за глупость. Из подсознания стали вылезать фразы из сотен книг и комиксов, которые он прочитал за жизнь.