О том, где именно он заработал свои шрамы… И травмы, от которых чуть не умер.
Она не хотела, чтобы сын рос в атмосфере недомолвок со стороны отца и страха, который испытывает по этому поводу его мать.
В самый разгар выяснения отношений телефон зазвонил, и он получил задание немедленно отправляться в северную Канаду, где отступающий арктический лед обнажил систему подземных катакомб, полную человеческих останков и артефактов непонятного происхождения. С ними возились уже несколько недель, и никак не удавалось определить, что это и откуда там взялось.
В тот момент Аманда поняла, что он уйдет снова и опять не скажет, куда именно. И тогда она взяла его за руку, привела в гостиную и заставила сесть на диван.
– Если ты сейчас уедешь, – сказала она, наклонившись и выразительно глядя ему в глаза, – то я буду знать, что совершила ошибку, выйдя за тебя замуж…
Вернувшись из Арктики, он обнаружил, что Аманда ушла, оставив записку, нехарактерно краткую для профессора колледжа:
«Я сделала это ради Чарли. Мне бы очень хотелось, чтобы его отцом был кто-то другой».
Теперь она жила с Джорджем – тем самым художником. Уокеру ничто не мешало присутствовать в жизни сына, но если Джордж может стать для него более хорошим отцом – значит, так тому и быть. В конце концов, зачем лишать Чарли права на счастье?..
Гора вокруг них задышала вновь. Порыв ветра проник внутрь стойла, заставив полог палатки громко хлопнуть. Уокер задумчиво посмотрел на пузырек с таблетками, крепко сжал его в руке и взглянул на Ким. Холод резанул по коже так, словно несколько толстых слоев одежды не были для него препятствием.
– Если бы ты испытала то, с чем нам пришлось столкнуться в Гватемале, то принимала бы наркотики горстями, – сказал он тихо, затем встряхнул пузырек еще раз и засунул в карман куртки. – В моей спине есть пара криво сросшихся позвонков. Шрамы на животе – где его порвали – все еще мучают тянущей болью при движении. Болят и внутренности, которые хирургам пришлось буквально сшивать. Когда холодно, как сейчас, колено начинает гореть, словно в него втыкают раскаленные иглы. Даже в хорошую погоду боль вполне адская. А в этом месте… как ты сама понимаешь, погоду хорошей не назовешь.
Ким побледнела еще больше. Он увидел, как тает отчужденность в ее глазах.
– Простите, – сказала она уже без осуждения. – Я не знала, насколько…
– Впрочем, – перебил он ее, – хоть это и чертовски больно даже с наркотиками, часть моей зависимости, наверное, действительно связана с бывшей женой. Иногда боль от этого даже хуже, потому что сломанный позвоночник и другие раны… понаделали монстры. А в том, как ужасно закончился мой брак, виноват я сам.