Громадное, высокое строение было сложено из огромных неотесанных камней и внутри разделялось каменными перегородками на отделения, в которых помещались разные животные. Но особенно велики были четыре отделения: для коз, овец, ягнят и козлят. Здесь одноглаз запер нас, а сам ушел со стадом. Много раз мы пытались как-нибудь отворить дверь, но не смогли, несмотря на то что она не была заперта на замок. Здесь мы просидели с утра до вечера, как мыши в мышеловке. Вечером видим, что приходит наш одноглаз со своим стадом и, загнав его в стойла, разводит огонь. Побросав в костер целые деревья, он взял шампур и, выбрав жирного барана, стал его, не освежевав, жарить. Баран вертелся на шампуре до тех пор, пока у него глаза не лопнули. Сожрав целиком всего барана, он растянулся и захрапел.
На другой день он сожрал еще двух баранов, а вечером, возвратившись со своим стадом, выбрав из нас самого полного насадил на шампур и начал жарить на огне. Брат вертелся и кричал нам: "Спасите!" Но что мы могли, бедные, сделать?! Когда у брата лопнули глаза, одноглаз оторвал одну ногу и бросил ее нам, а сам сожрал остальное. Мы там же похоронили ее. Так это чудовище съело всех наших братьев, кроме меня и младшего, и мы ничего не могли сделать, находясь в положении ягнят, которых терзает волк. Мы с братом обезумели, желая умереть, но не столь мучительной смертью.
Когда одноглаз наелся последний раз человеческого мяса, лег по своему обыкновению у огня и захрапел, мы с братом подошли тихонько к его шампуру, воткнутому у головы, и с большим трудом вытащили его из земли. Затем, положили его в огонь, со страхом ждали, пока он накалится в огне. Когда шампур накалился докрасна, мы обернули нашими архалуками руки и воткнули его прямо в глаз одноглазу. Одноглаз, сбросив с глаза шампур, подпрыгнул кверху с такой силой, что мы думали, он пробьет потолок. Но он пробил себе голову. Со страшными криками бегал одноглаз по зданию, давя коз и овец, но не мог нас разыскать, так как мы ускользали у него из-под ног.
Утром овцы и козы стали блеять, как бы прося хозяина выпустить их на пастбище. Одноглаз не мог вытерпеть страданий любимых им животных и, став у дверей, начал пропускать меж своих ног коз и овец, ощупывая у них хребет, живот и голову. Так делал он до полудня. Затем, уставши, перестал ощупывать овец со всех сторон, а только гладил рукой по хребту. На наше счастье у брата оказался нож, которым мы сняли с двух баранов шкуры и, надев их, решились пробраться меж ног одноглаза. Я, чуть живой от страха, решился первым пробраться меж ног одноглаза. Он ощупал меня, но не узнал, и я снова увидел мир. По примеру моему поступил брат. Мы тотчас же направились к тому месту, где стоял наш корабль. На наше счастье, он стоял на месте. Увидев его, мы укрепились в надежде на спасение. В это время подходило к берегу стадо нашего мучителя. Желая чем-нибудь отомстить ему, мы взяли лучших коз и овец и нагрузили ими наш корабль. Но только что успели мы отрезать якорь, как увидели, что одноглаз прибежал к тому месту, где стоял наш корабль, и старался нащупать, привязан ли корабль. Отплыв немного далее, мы стали ему кричать наши имена, гордясь, что причинили ему такой вред. С яростным воем он швырнул в нас своей дубиной так сильно, что поднялось волнение и наш корабль чуть не погиб.