… С той поры, как они с Кайрой расстались, минуло много времени. Десятки, десятки снов, не считая того забытья, в котором Алекс находился в первое время после ранения. Всюду он таскал за собой рюкзак Кайры, в котором были ее вещи и проектор – самая бесполезная вещь на свете.
Долгое время Алекс не прикасался к дневникам Кайры. Доставал лекарства, бинты, нитки, чтобы зашить разорванную водолазку, но не трогал одинаковые пухлые книжки в темно-коричневых переплетах. Их было пять штук.
Потом все же решился и с тех пор читал то, что мог понять. Читал, и ему казалось, что Кайра где-то рядом. Она вела записи на двух языках. Все, что касалось работы, научных исследований, писала по-английски, и Алекс не надеялся разобраться в строгих рядах букв.
А вот о личном рассказывала на русском, на языке своей матери. Правда, в детстве и юности дневников она не вела, привычка доверять свои мысли и чувства бумаге появилась у нее позже. Примерно в то время, когда она поняла, что беременна от своего научного руководителя.
Алекс был потрясен, когда узнал, что отцом Мари был Саймон Тайлер. С другой стороны, чего уж изумляться: Кайра, как выяснилось, о многом умалчивала, а порой и обманывала его, и это было не слишком-то приятно сознавать.
«Я, наверное, дурной человек, ужасный, – писала Кайра. – Оправдывает меня только то, что я заблуждалась абсолютно искренне. Слава Богу, не брала греха на душу, не уводила его из семьи. У Саймона не было жены и детей, которые пострадали бы от последствий моей ошибки.
История стара, как мир: наивные студентки часто влюбляются в преподавателей, ученицы – в своих учителей. Это именно влюбленность, почти никогда не переходящая в истинную любовь. Это восхищение, преклонение, которое проходит, когда твой кумир спускается с пьедестала и до тебя, наконец, доходит, что это самый обычный человек.
Выясняется, что он бывает слаб и порою глуп. Что, как и все люди, забывает положить грязные носки в бельевую корзину, не закручивает колпачок тюбика с зубной пастой, страдает от несварения желудка. По утрам изо рта у него плохо пахнет, и говорит он не только о науке.
Пять лет – целых пять! – мне казалось, что я буду самой счастливой на свете, если он когда-нибудь обратит на меня внимание. Увидит перед собой не только перспективную студентку, но и привлекательную женщину.
И вот это случилось, и Саймон каждый день твердит, как любит меня, говорит, что скоро мы поженимся, а я… Я понимаю, что не могу с открытым сердцем сказать ему то же самое! Остается улыбаться через силу, врать сквозь зубы, и я улыбаюсь и вру.