Я вышел на улицу, с нее поднялся на майдан и огляделся. Слева и позади меня дома самых знатных местных казаков. Справа войсковая изба, Тайная Канцелярия (старая войсковая изба) и здания управленческих приказов, которые до сих пор достраиваются. Смотрю прямо, покрытый булыжником большой майдан, а за ним каменный собор, из которого толпами валит празднично одетый и шумный народ, по виду не казаки, а крестьяне, хотя все мужчины, как и положено свободным людям, при оружии.
Эх, хорошо! Столица на глазах превращается из укрепленного казацкого поселения-острога в полноценный город восемнадцатого века. Как говорится, живи и радуйся. Благодать. Еще раз, окинув пространство вокруг, решил зайти к отцу, может быть, уделит сыну пару минут и скажет, кто будет на вечер праздничный стол накрывать.
И вот иду я по майдану через толпу веселых людей, никого не трогаю, думаю только о хорошем, и чувствую, как за плечо меня грубо хватает сильная рука. Первая моя реакция понятна, рывком сбросил лапищу и отскочил в сторону. Поворачиваюсь и вижу перед собой двух насупленных мужиков с саблями за широкими поясами, которые недобро смотрят на меня. И один из них, как я его сразу обозначил, «левый», громко и на показ выкрикнул:
– Ты чего, басурманин или, может быть, жид пархатый?
Явно, назревает конфликт. По какой причине непонятно, и можно было бы подраться, но настроения нет, и самым миролюбивым тоном, я спрашиваю у мужиков:
– С чего ты решил, что я басурманин?
– А чего не крестишься, когда рядом со святым храмом находишься?
Усмехнувшись, я сказал:
– Вы мужики сейчас на Дону. Веру православную здесь привечают, не чужая она нам. Но она не одна, и здесь каждый может верить в то, что пожелает и как пожелает, лишь бы не в Сатану. Поэтому я сделаю поправку, что вы не казаки, и скажу вас следующее. Идите с миром, не доставайте неизвестного вам человека и будет вам счастье. Отпускаю вас.
– Да, ты кто таков, ублюдский сын, что нам одолжение делаешь!? Я тебя, сучонок, сейчас в кровавое месиво превращу!
«Левый», видимо, самый храбрый, прокричал это и, засучив рукава цветастой рубахи, выступил вперед. Вокруг нас образовался небольшой круг. Праздничные крестьяне, мужики и женщины вперемешку, застыли на месте, и молодой девичий голос подбодрил мужика словами:
– Тимошенька, бей еретика-безбожника! Смертным боем его лупцуй!
Следом девку поддерживают мужики:
– Кромсай!
– Бей! Не жалей!
«Бей, значит, – подумал я. – Совсем озверели крестьяне. Вчера только рабами были, а тут, нате вам, оперились, воздух свободы опьянил, да так, что молодого казака ублюдком называют и прямо перед войсковой избой в драку кидаются. Ну, вы сами напросились! Хотите драку, а будет вам урок, смертельный!»