Алегико вынесли с поля и оказали необходимую медицинскую помощь, а мои односумы, не откладывая дела в долгий ящик, начали обирать молодых черкесов, и передавать их пограничникам, которые должны были отконвоировать пленников к Эльбузду. Кругом движение, беготня, тревожно всхрапывающие черкесские кони, которых предали хозяева, и хмурые взгляды незадачливых налетчиков. Неприглядная картина, при которой невольно вспомнились слова старой песни, которой в этом мире пока не было, а возможно, что ее никогда и не будет: «Есаул-есаул, что ж ты бросил коня…»
– Смага, – зову я Воейкова, который занимался тем, что, пересчитывал добычу.
– Что? – откликается односум.
– Верни воинам лошадей.
– Зачем!?
– Верни, говорю!
– Как скажешь. А что с вожаком делать?
– Пока к себе заберем, подлечим, а там пускай сам домой возвращается.
Прошло еще полчаса, и поле поединка опустело. Под конвоем пограничников, обрадованные моим благородством разоруженные «заблудившиеся» абадзехи отправились в сторону Эльбузда, где их примут кубанские казаки. А мои ватажники, собрав немногочисленные трофеи, ружья, кинжалы и шашки, повернули к переправе. Очередной день только начинается, на стройке будем к полудню, а там дел непочатый край. Скоро с небес потоками хлынут осенние дожди, и чтобы не встретить их под открытым небом, надо пахать без перерыва на отдых.
Войско Донское. Черкасск. 10.01.1711.
Гуляли знатно, так чтобы моя свадьба на долгие годы запомнилась. Своего рода пиар-акция, показывающая силу и достаток Булавинского семейства, которое может позволить себе провести масштабное праздничное мероприятие ни у кого не одалживаясь и ни к кому не обращаясь за помощью.
Раннее морозное утро нового одна тысяча семьсот одиннадцатого года. Весь майдан славного города Черкасска заполнен людьми и на него въезжает караван из четырнадцати расписных закрытых возков, который сопровождают празднично одетые конные ватажники из моего отряда. Из возков выходят казаки, одни из самых уважаемых в Войске, и гости: Илья Григорьевич Зерщиков, Аким Афанасьевич Булавин, полковник Иван Лоскут, знаменитый командарм Максим Кумшацкий, Семен Семеныч Толстопятов и, как говорилось в молодые годы Богданова, иные официальные лица.
Все действо заранее отрепетировано и проходит без сучка и задоринки. Лоскутовцы, которые занимались обеспечением безопасности мероприятия, аккуратно расчистили проход к войсковой избе, на крыльце которой находился батя и, из самого нарядного возка, появились мы с Аленой. Идем рука об руку, справа и слева, чуть позади нас видоки (свидетели), а за ними гости. Подходим к крыльцу, в пояс кланяемся всему честному народу, затем Кондрату, и я обращаюсь к нему не как к отцу, а как к войсковому атаману: