– А ты сам как считаешь, государь, есть за мной правда или нет?
– Опасные вопросы задаешь, доктор. Не по чину они тебе, но ты меня сегодня порадовал и я отвечу. У каждого своя правда, и я надеюсь, что со временем, вера православная сможет избавить себя от корыстолюбцев и провести грамотную реформу своей структуры.
– Благодарю за разъяснение, Алексей Петрович.
– Вот и ступай.
Медик вышел, а император сделал себе пометку в блокнотик, обязательно переговорить с патриархом о судьбе Фомы Иванова, и вызвал Филиппова. Секретарь появился сразу же. Он подошел к столу, положил на него депеши и присланные из Сената на подпись бумаги. После чего, отодвинув в сторону один запечатанный черной сургучной печатью пакет, произнес:
– Письмо с Дона, от войскового атамана Кондратия Булавина.
Кивнув головой, Алексей отпустил секретаря, вскрыл пакет, достал письмо и, прочитав его, впал в легкую меланхолию. Независимый донской атаман сообщал, что на его сына Никифора было совершено покушение и, вне всякого сомнения, за убийцами стояла православная церковь, а точнее Протоинквизиторский приказ и его глава архимандрит Пафнутий. Далее Булавин писал, что рассматривает это прискорбный случай как попытку порушить мир между Россией и Доном, и просил императора держать бешеных псов на привязи, а если он не в состоянии этого сделать, пусть позовет на помощь соседа, который живо их в клетку загонит. В самом конце послания шла приписка-напоминание, что на Дону нужен постоянный представитель российской дипломатической службы, который бы и занимался решением всяких неурядиц между двумя государствами.
«Нет, определенно, проблему церкви надо решать», – подумал император. После чего встал, покинул свой кабинет и сказал Филиппову:
– Вели готовить выезд. Едем на патриарший двор. И вызови ко мне Шафирова со списками своих самых лучших и толковых людей.
Астрахань. 28.05.1710.
Максим Кумшацкий встал посреди огромного походного шатра, который ранее принадлежал ардебильскому наместнику, поднял кубок с вином и произнес:
– За нашу удачу и победу!
– За победу и удачу!
Собравшиеся в шатре полковники регулярной донской армии и приглашенные гости, вроде меня, поддержали командарма, а потом выпили за завтрашний день и начало похода. После чего Кумшацкий присел рядом со мной и, понизив голос до полушепота, сказал:
– А ты хитрец, Никифор.
Командующий Каспийской армии уже был в легком подпитии, всех вокруг считал друзьями и находился в том состоянии, которое арабы называют «птичка», то есть его вот-вот пробьет на песни, а пока он желает поговорить. Я не против, сам пару кубков вина пропустил и меня распогодило, так отчего бы и не погутарить с уважаемым человеком.