Твердый, решительный, Сталин стремился поторапливать события. Начатое на юге и готовящееся на других фронтах наступление советских войск казалось ему похожим на ледоход. И, случалось, по пути на дачу Сталин говорил водителю сбавить ход перед мостом, и машина совсем замедляла движение. Сталин глядел на реку и велел снова гнать, недовольный, что река еще не вскрылась ото льда.
Под Москвою, в березовых и сосновых гущах, лепящихся по теневым склонам взгорков и затишным логам, куда редко заглядывает и без того слабо греющее солнце, лед таял медленно. Сталин нетерпеливо брал на даче лопату и принимался копать: острие наполовину уходило в землю, а дальше мешал глубоко промерзший и не оттаявший грунт.
— Поколотим на юге, и пора будет на севере диктовать немцам свои условия! — вслух размышлял Сталин, подумывая наступать одновременно всюду.
Поначалу события развивались так, как он и предвидел. На юге успехи намечались обнадеживающие.
Крымский фронт навязывал свою волю немцам; неприятельская группировка вот–вот могла быть сброшена в море.
На день дважды — утром и вечером — Сталин выслушивал доклады представителя генштаба. Стоя у карты, Сталин делал замечания по ходу доклада, а если речь заходила о каких–то сложных вещах, велел отложить до завтра, чтобы подумать. Перед сном прохаживался по березовой аллее, поднимался на пригорок, мысленно торопил, чтобы вон там, в низине, взбухшая вода скорее поднималась и начиналось безудержное, ломающее все преграды движение льдов…
Да, именно так; в бурном таянии льда виделось ему наступление наших войск на южном крыле…
Снег, медленно съедаемый в логах и перелесках, рыжел и раскисал, вода поднималась, готовая вот–вот прорваться и забурлить шумным потоком, а к ночи куда–то исчезала, оставив осевшие зеленовато–грязные льдины.
Весна уже шла на убыль. Осевшие льдины так и не стронулись, оставшись дотаивать в низовьях, на проросших молодой травою склонах…
Сталин теперь ходил по березовой аллее мрачным, видел эти осевшие, несдвинутые льдины, находя в них что–то схожее с положением на фронте. Дела там складывались сейчас дурно, донесения поступали удручающие.
Южное крыло беспокоило Сталина с самого начала войны. Черноморский флот, потеряв много кораблей, лишился стратегически важных баз, таких, как Николаев, Одесса… Трещал и Крым — наше наступление захлебнулось.
Верховный, всегда строго спрашивавший с конкретных виновников, подумал, что и члены Государственного Комитета, и представители Ставки на юге были негодные: не было у них ни предвидения, ни железной воли. Вспомнил, что еще в первые месяцы войны посылал на Южный фронт Берия. Надеялся, что он выправит положение, а получилось наоборот — завалил фронт и приехал оттуда страшно перепуганный. Сталин уже знал, что своим присутствием на фронте Берия лишь мешал войскам, внб сил в работу крупных штабов сумятицу, страх, недоверие, но, зная обо всем этом, лишь наедине укоризненно сказал ему: «Ты, Лаврентий, липовый полководец».