Отложив приглашение, она взяла рисунок, который Тру начал после первой ночи любви. Хоуп осознавала, что уже мало напоминает женщину на портрете с нежной, без морщин, кожей, еще дышащей уходящей молодостью. В густых волосах выделяются осветленные, будто выгоревшие на солнце, пряди, груди упругие, ноги стройные, без возрастных пятен и вен. Сходство было схвачено удивительно верно – куда там фотографам. И, глядя на свой портрет, Хоуп думала, что никогда не выглядела красивее, чем здесь. Потому что такой она выглядела в глазах влюбленного.
Отложив портрет к приглашению, Хоуп вынула из шкатулки второй лист. Этот рисунок Тру закончил, когда Хоуп уезжала на свадьбу; всякий раз, перебирая свои сокровища, она подолгу смотрела на этот рисунок. Они с Тру стоят на песчаном пляже у кромки воды, вдалеке виднеется пирс, и солнце ослепительными бликами отражается от поверхности воды. Тру и Хоуп смотрят друг на друга, обращенные в профиль к смотрящему на рисунок. Хоуп закинула руки на шею Тру, а его ладони легли ей на талию. Она снова отметила, что художник сделал модель красивее, чем в жизни, но ее внимание привлекло изображение самого Тру. Она смотрела на морщинки в уголках глаз, на ямочку на подбородке, окинула взглядом широкие плечи под тонкой тканью рубашки – и залюбовалась выражением лица человека, глубоко любящего женщину, которую он держит в объятиях. Хоуп поднесла рисунок ближе к глазам, гадая, смотрел ли Тру вот так на другую женщину. Ей этого никогда не узнать; в душе Хоуп желала ему счастья, но вместе с тем хотела верить, что чувства, которые они питали друг к другу, исключительны, уникальны.
Наконец она отложила и этот рисунок. Ниже находилось письмо, которое Тру положил ей в бардачок машины. Листок пожелтел по краям и начал рваться на сгибах – письмо постарело, как сама Хоуп. От осознания этого у нее в горле встал ком; она провела пальцем от обращения в начале до подписи в конце, словно соединяя оба имени, и начала читать строки, выученные наизусть. Сила, которой дышало письмо, ничуть не ослабла со временем.
Поднявшись из-за стола, Хоуп подошла к кухонному окну, рассеянно думая обо всем этом, и вдруг увидела, как Тру прошел мимо с удочкой на плече и ящиком со снастями в руке, на ходу обернувшись, чтобы взглянуть на Хоуп. Он приветственно помахал, и она невольно подняла руку, коснувшись стекла.
– Я всегда любила тебя, – прошептала Хоуп, но стекло было холодным, на кухне царила тишина, и Хоуп, моргнув, увидела, что на пляже нет ни души.
Через двадцать минут в шкатулке была только ксерокопия письма, написанного самой Хоуп в прошлом году. Оригинал она оставила в «Родственных душах», сходив к почтовому ящику во время отлива. Не попавшее к адресату письмо бесполезно, и сейчас, разворачивая листок, Хоуп корила себя за глупую затею. Тру не увидит этого письма, однако в размашистых строчках крылось обещание, которое она намеревалась сдержать. Хоуп надеялась, что это придаст ей силы наконец сказать «прощай».