Автомобильный гудок, резкий, настойчивый и протяжный. Журналисты как один оборачиваются, а я, пользуясь секундной передышкой, протискиваюсь мимо их теплых тел, проскальзываю под руками с зажатыми в них фотоаппаратами и бросаюсь к ярко-красному «Фиату», ждущему меня посреди дороги. Как только Карли открывает дверцу пассажирского сиденья, я обегаю машину кругом, прыгаю внутрь, захлопываю дверцу и пристегиваюсь.
Дин жмет на педаль газа так, что та едва не уходит в пол. Мы обе часто дышим и вдруг, к моему удивлению, начинаем смеяться.
– Чистое сумасшествие! – кричит соседка и переключается на вторую скорость, едва свернув за угол. – Посмотри, за нами никого нет? Машин или мотоциклов?
– Пока нет! – тоже кричу я, еще не восстановив дыхание.
– Ха-ха! – смеется журналистка своим жестяным голосом. – Теперь они все будут меня ненавидеть.
– Из-за того, что ты увезла меня у них из-под носа? – спрашиваю я.
– Ага. Извини, но это называется профессиональной ревностью, – отвечает Карли.
– Но ты же не ради этого все затеяла? Ты же не обманула меня насчет…
– Нет-нет! Не волнуйся, зависть коллег – это лишь дополнительный бонус в моей игре.
Я качаю головой. Нет, она точно не одной со мной породы. Как ощущает себя человек, настолько преданный своему делу, что забывает, где кончается профессия и начинается он сам? Я гляжу на нее искоса. Моя незнакомая соседка. Она что-то напевает себе под нос, но что, я не могу разобрать. И лицо у нее удивительное – скулы высокие, глаза, как у кошки, а общий эффект какой-то жесткий, как будто вся она покрыта лаком и холодно блестит. Я еще раз встряхиваю головой: не выспалась, наверное, толком, вот всякая всячина в голову и лезет.
– Извини, но я не могу довезти тебя прямо до места, – говорит Дин. – Через час у меня встреча с редактором.
– Ничего, – говорю, невольно задаваясь вопросом, уж не я ли буду темой этой встречи. – Теперь, когда вся лондонская пресса уже не гонится за мной по пятам, я и сама доберусь. Высади меня у какой-нибудь станции метро.
– Дай мне знать, как у тебя все пройдет, – просит Карли. – И вот еще что, Тесса: не будь мямлей и разиней. Если эта баба что-нибудь знает, она должна тебе это рассказать. Надави ей на чувство вины, если придется.
Приподнимаю брови. Легко ей говорить: ведь для нее задавать вопросы и лезть человеку в душу – хлеб насущный.
– У меня нет привычки давить людям на чувство вины, – заявляю я.
– Зато теперь у тебя есть возможность получить ответы на кое-какие вопросы, – возражает Карли. – Смотри, не профукай ее.
– Господи, ты беспощадна, – говорю я.