Может быть, это Скотт ее куда-то переложил… Но ведь он не стал бы брать ее с собой, верно? Ему-то она к чему? К тому же бумаги никогда не были его сильной стороной. Вызываю его номер на своем телефоне и звоню ему. После шестого сигнала мой звонок уходит на голосовую почту. Звоню еще раз. Снова голосовая почта. Смотрю на время: 11:40. Поздно, конечно, но не ужас, до чего поздно. Хотя, может быть, и ужас. Но, черт возьми, это же важно! Я продолжаю звонить.
– Хорошо бы это было по-настоящему серьезно, Тесса. – Голос у моего мужа хрипловатый, как будто я действительно его разбудила.
– Извини, Скотт. Я знаю, уже поздно.
Никакого ответа, только тяжелое раздраженное молчание заполняет мою телефонную трубку.
– Ты не знаешь, где красная книжечка Сэма? – спрашиваю я.
– Его… что?
– Ну ты знаешь. Красненькая такая книжечка, с записями о его здоровье.
– Понятия не имею. А что, до утра с этим нельзя было подождать?
– Она должна быть в каталожном ящике, вместе со всеми остальными его бумагами, – говорю я.
На том конце опять устанавливается молчание.
– Скотт? Ты еще здесь? – зову я.
– Послушай, Тесса, ты только не сходи с ума, но это я взял документы Сэма и Лили.
– Ты? – Меняю позу и сажусь на пятки. – Зачем ты это сделал? Они в такой же степени мои, как и твои.
– Знаю, но я за тебя беспокоился. Когда мы потеряли Сэма, ты стала одержима его фотографиями и документами. Часами сидела и рассматривала их карточки, перебирала бумажки, разговаривала сама с собой…
– Все было не так плохо, как ты говоришь. К тому же это меня успокаивало.
– Разве ты не помнишь? Нам пришлось обращаться за помощью к психологу, чтобы он помог оторвать тебя от них.
Отталкиваю от себя это воспоминание. Темное это было время, не хочу о нем вспоминать.
– Как только ты смогла от них оторваться, – продолжает Скотт, – я сразу решил, что надо их куда-нибудь перепрятать, чтобы ты снова к ним не вернулась. Это же нездоро́во так привязываться к подобным вещам. Тебе не нужны эти папки, Тесса. Забудь о них.
– Где они сейчас? На чердаке? Или в гардеробе?
– Нет, я забрал их с собой, когда уходил.
– Ты их забрал?! – От мысли о том, что документы моих детей находятся не здесь, не дома, у меня учащается пульс. Может быть, я больше не смотрю на них каждый день, как раньше, но я всегда считала, что они здесь, со мной, и если мне понадобится их увидеть, то я всегда смогу это сделать. Для меня они были чем-то вроде дежурной сигареты, которую бывший курильщик всегда держит где-нибудь в ящике стола – вдруг пригодится?
Делаю глубокий вдох, чтобы расслабиться. Если я буду сейчас орать на Скотта, мне это все равно не поможет. Я уже довела себя до такого состояния, что почти забыла, зачем мне вообще понадобились сегодня эти папки.