— Откуда подобные подозрения? — вздрогнул Шуллер.
— Известие вчера получил. Найди Никиту, пусть запряжет свежих лошадей.
— Да приболел Никитами потом, Долгорукая — женщина непростая.
Скажете ей все прямо — она тут же примется все отрицать. Слезы прольет, и вы окажетесь во всем виноватым.
И припишут вам оскорбление и навет.
— Но я должен выяснить, что происходит!
— Я вам другое предложу. У меня в имении Марии Алексеевны есть приятель. Время от времени он мне рассказывает кое-что о Долгоруких. Позвольте, я сначала с ним поговорю, все и разведаю.
— Так сделай это поскорее! Я не могу позволить Долгорукой украсть мое поместье!
— Сделаю, — кивнул управляющий. — А вы в дом проходите — может, отдохнете? Сейчас распоряжусь, чтобы под суетились все.
— Некогда мне отдыхать, — остановил его барон. — Лучше покажи, что для спектакля готово. Какую пьесу взял, с кем репетируешь. Я собираюсь звать в гости директора Императорских театров — не хочу перед ним показаться дилетантом.
— Как прикажете, — Шуллер поклонился барону и сделал знак Полине следовать за ним.
— Идем, дорогая, — барон велел Анне взять его под руку, и все вместе они отправились в театр.
Репетиция оказалась в полном разгаре, когда они вошли в зал'. Декорациями барон остался доволен. Улочки Вероны, перенесенные на сцену со старинных гравюр, были как настоящие — и башенки, и балкон, на котором стояла Джульетта.
— Неплохо, совсем неплохо, — похвалил управляющего барон. — А как артисты, готовы?
— Работают, Иван Иванович, стараются. А вот, — Шуллер кивнул Полине, все это время державшейся на отдалении, — наша новая Джульетта.
Полина Пенькова — позвольте рекомендовать, достойна всяческих поощрений.
— Сложнейшая роль, однако, — барон с сомнением посмотрел на Полину, девушку высокую, видную, ей бы Психею иди нимфу какую-нибудь играть, а Джульетта — тонкое, хрупкое создание…
— У нее талант, Иван Иванович, большой драматический талант. Уверен, он безо всякого труда позволит ей перевоплотиться в юную итальянку! — с пафосом сказал управляющий. — Вы увидите: Полина станет звездою нашего театра!
— Ваша милость, — Полина склонилась в глубоком поклоне перед бароном. — Не обижайте, барин. Мы ваше доверие оправдаем. Мы так старались!..
— А я тем временем съезжу в поместье Долгорукой, — негромко сказал Шуллер барону.
Корф согласно кивнул и сел в кресло на первый ряд. Он позвал Анну с собой, но она скромно предпочла остаться у стены. Ей не хотелось казаться барыней среди товарищей по цеху, таких же крепостных, как и она сама.
Барон покачал головой, но, скорее, с растерянностью, чем с укоризной. Он уже давно считал Анну звездой и нигде не погнушался бы ее обществом.