Так боялась, что стала убийцей. В тот сентябрьский день в палате на десятерых, с трудом приходя в себя после наркоза, она открыла глаза и увидела Серёжку. Он тихо плакал, сжимая в огромных своих ладонях её полупрозрачные кисть и запястье.
Ольга ни раньше, ни после не видела, как плачут мужчины. И слёзы эти напугали и потрясли её. Впервые ей в голову пришла мысль о том, что она сделала что-то такое, что уже никогда не сможет поправить, изменить. С трудом сглотнув, она замерла в ужасе от осознания содеянного. Уловив её чуть заметное движение, Серёжа выпрямился, глядя на неё такими глазами… Такими… Даже по прошествии девяти лет Ольга вздрагивала, вспомнив тот день, когда её муж посмотрел на неё глазами отца, у которого убили ребёнка. И убила она. Тогда он еле слышно прошептал:
– Зачем? Лёлька моя, Лёлька, зачем?
И такой леденящий ужас прошил вдруг насквозь её пустое и бессмысленное тело, что она смогла только закрыть глаза и отвернуться. В голове почему-то билась мысль, что она, как Раскольников, выбросивший поданную ему милостыню, своим поступком будто перерезала нить, связывающую её с остальным человечеством. Ольга скорее почувствовала, чем услышала, как тихо встал и ушёл Сергей. Ей стало ещё больнее, хотя, казалось бы, было уже некуда. И она поняла, что уже никогда в жизни не сможет произнести слова: Господи, за что?! Потому что, что бы ни случилось с ней, ничем она не искупит и не поправит то, что сделала сегодня, и самых страшных бед будет мало за этот её грех.
Но как ни странно, именно в этот самый горький в её жизни момент, на убогой больничной койке, под влажным тонким одеялом, она, став убийцей, приобрела то, что помогло ей выжить тогда, – веру. Много позже она узнала, что день этот, двадцать первое сентября, самый страшный день в её жизни, был светлым праздником Рождества Пресвятой Богородицы, днём Её рождения.
В тот день Сергей, отправив сестру домой на такси и бросив свою машину у больницы, пешком поплёлся к Пашке. Рябинин, увидев совершенно мёртвое лицо друга, молча втащил его в узкую тёмную прихожую и буквально волоком транспортировал в кухню.
Они тогда долго сидели вдвоём. Пашка молча подливал и подливал крепкой заварки и крутого кипятка в огромную чашку, по самый край, как любил Ясень. Потом встал и коротко скомандовал:
– Поехали!
– Куда? – вяло удивился Сергей.
– К отцу Петру.
Про отца Петра Ясень слышал уже неоднократно. Павел познакомился с ним случайно: помог отвезти жену батюшки в роддом. Знакомство их переросло в дружбу. И Пашка давно уже зазывал Сергея в гости к настоятелю Никольской церкви. Да всё недосуг было. И вот теперь Ясень вдруг почувствовал, что если они сейчас не поедут к батюшке, то он просто помрёт от тоски и поселившейся в его сердце пустоты. И они поехали.