– И я тебя люблю! И обязательно выйду за тебя замуж! Признание и согласие обязуюсь повторить и принять в более подходящей атмосфере.
Они хором засмеялись и, совершенно счастливые, поехали спать. День был таким долгим, что, казалось, вместил в себя целую неделю.
Утром Сергей примчался на работу, когда никого ещё не было. Он ехал и всю дорогу думал о том, что в его квартире, его холостяцком флэте, сейчас спит, уткнувшись в подушку самым красивым носиком на свете, Лёлька, его Лёлька. Та самая, которую девять лет назад он по величайшей, ничем не объяснимой дурости отпустил. А теперь вот нашёл. И никогда, ни под каким предлогом не отпустит уже от себя. Блаженная счастливая улыбка накрепко поселилась на его лице. А в груди что-то мелодично позванивало и дзынькало. Очевидно, это так странно функционировало его влюблённое сердце, которое он сам долгое время совершенно искренне считал органом, нужным только для исключительно практических целей. Для перекачки крови, например. И уж точно ни для чего больше. Дураком был.
Теперь его так и подмывало всему миру кричать о невероятном своём счастье. Правда, препятствовало воплощению этого желания в жизнь то, что Лёлька почему-то взяла с него обязательство до поры до времени никому ничего не говорить. Он пообещал, конечно, но так расстроился, что, увидев его несчастное лицо, она сжалилась и разрешила сообщить Рябининым. В виде исключения. И пояснила:
– Во-первых, они свои. А во-вторых, и сами счастливые. А значит, точно за нас порадуются.
И Ясень мчался в контору, раздираемый желанием срочно поделиться новостями с другом. Но Павла на работе не было. Он позвонил, когда Сергей только подъезжал, и, перекрикивая какие-то посторонние шумы, сообщил:
– Серёж, я сегодня попозже! Тут у меня тётя из Бразилии неожиданно прилетает. Надо встретить. Хорошо?
– Да конечно! – прокричал в ответ Ясенев, нажал на кнопку отбоя и прислушался к себе. Счастье просилось наружу с немыслимой силой, напирая и требуя выхода. Припарковав машину на их внутренней стоянке, он, радостно напевая, почти бегом направился к офису.
Кабинеты начальства, то есть их с Павлом, находились на последнем, третьем этаже небольшого особнячка. Внизу мастерские, склады и боксы автомойки. Выше помещения для дизайнеров, переговорная, столовая, их с Павлом гордость, и несколько комнат отдыха. Рядом второй корпус – расширяющийся бизнес требовал больших территорий.
Детище своё они любили со страшной силой, хотя и пытались эту любовь скрыть, иронически называя фирму «шарашкиной конторой». И сейчас влюблённый и распираемый счастьем Ясенев шёл по залитым робким осенним солнцем лестничным маршам и гордился. Был он абсолютно лишён честолюбия. Себя совершенно искренне считал вторым человеком на фирме (это не считая бесценной Елизаветы Фёдоровны Шуваловой, их суперсекретаря, которая была – так уж исторически сложилось – на особенном положении; Ясенев не удивился бы, узнав, что её Рябинин ставит выше себя самого), отдавая пальму первенства Рябинину. Но, тем не менее, понимал, что им обоим есть чем гордиться.