— Так ты — шпион!
— Я служу Совету Гильдий. Но ты прав, начинал я со шпионажа. В юности мне выбирать род занятий не приходилось. Так что карьера моя стартовала со слежки за неверными женами.
Пальцы подобрались в кулаки. Шпионаж — недостойное занятие. Это дело не для торговца. Но мне пришлось об этом забыть и не обращать внимания на косые взгляды тех, кто меня нанимал. И все же привилегированный класс чаще прибегал к моим услугам, чем брал кого-то со стороны: я был своим, и знал больше, чем можно рассказать простолюдину.
После того, как официально признаю рыжего сыном, я поделюсь и с ним этими тайнами. Бездна! Знай он все наперед, наверняка остался бы на Ирдале. Но пути назад нет. А мне тяжело выдерживать его взгляд — прямой и бесхитростный.
— Шел бы ты отдыхать, Рокше. Вечером церемония. Учти, господа торговцы могут быть весьма недовольны. Давненько никто из элиты не признавал за наследников своих бастардов. Даже детей младших жен наследниками признают очень редко.
— А я вам — никто. Что будет, если узнают?
Дали небесные, какой он все-таки: молодой и наивный! С трудом верится, что когда-то и я был — способным, но глупым. Воды с тех пор утекло — не сосчитать.
— Рокше, теоретически торговец может признать наследником хоть нищего бродяжку, если есть на то желание. Но это не принято.
Так же, как не принято называть наследницей женщину — жену или дочь. Бывало, что преемником назначали достойного зятя. Впрочем, зятья все были из своей касты. Младшую жену еще могли взять из низшего круга, но отдать дочь за простолюдина — до такого отчаяния еще нужно дойти.
Вечером церемония…
По всему заметно — в представительстве из уст в уста передают новый слух: Арвид Эль-Эмрана решился признать бастарда. Что слухи бродят, заметно даже по тому насколько глубже склоняется перед рыжим прислуга. Несколько часов назад, когда вселялись в гостиницу, в его сторону поклоны были небрежны — как тому, чье положение временно, шатко; сейчас же, принесшая в номер свежие цветы и фрукты прислуга прогибается, не экономя глубоких поклонов. Лакеи как флюгера — тонко чувствуют ветер.
— Иди, отдыхай, — повторил я. — И не тревожься.
Не удержавшись, я плеснул вина в бокал: на самое донышко. Выбрал из вазы с фруктами самый спелый из персиков, плюхнувшись на подушки, позволил себе утонуть в объятьях дивана. Подняв взгляд, заметил, что рыжий никуда не ушел.
— Арвид, вы бы не пили, — снова за мягкостью тона спрятан упрек.
— Кыш пошел. Вздумал… указывать. Не устал, так приготовься к церемонии. Ванну прими… Надеюсь, ты переоденешься в парадную форму. А то ходишь, как мышь в замызганной курсантской шкурке. Словно надеть тебе нечего.