Сына Аторис любил до безумия. К дочери был нежен и снисходителен, но мальчишка значил для него больше, чем весь окружающий мир. И его гибель сломила упрямого капитана. Больше Ордо про корабли Аюми не заикался.
«Тела не нашли, Фори, и пока не найдут, для меня он будет жив. — Аторис, смертельно устав от назойливых родственников жены, заговорил со мною сам. — Скажи им, пока его не найдут, никакой памятной стелы не будет».
Если бы только упрямством можно было кого-нибудь воскресить — первым бы вернулся из небытия непоседливый рыжий мальчишка.
Да-Деган же скрипел зубами, ревел и клял себя, что отпустил ребенка погулять по городу с матерью. Обвинял себя, будто беда произошла по его недосмотру. Но как он мог отказать матери?
Кто знал, что та случайно оставит неугомонного мальчишку одного? Кто мог подумать, что девятилетний постреленок в одиночку протопает незамеченным через полгорода, доберется почти до дома Да-Дегана, и последние его следы найдут на берегу ручья, который из-за ливней разбух и превратился в бурный поток?
Жене гибели сына Ордо простить не смог. Не став затягивать с разводом, он добился единоличной опеки над дочерью. Но и это не могло его успокоить. Я не узнавала некогда благоразумного и уверенного в себе человека.
Возможно, если бы не отстранение от полетов, он бы смог взять себя в руки. Но капитану нечем было занять себя, чтобы отвлечься от тяжелых воспоминаний. Любимая работа, в которую он погружался с головой, была потеряна, а после смерти сына Аторис и вовсе оставил попытки, не пытался вернуться во флот. Ордо смирился, осунулся, и курение табака из привычки превратилось в зависимость.
Кто-то легонько сжал мое плечо, заставив очнуться. Открыв глаза и обернувшись, я увидела встревоженное лицо Дона.
— Прилетели, мама, — проговорил он. — Вот и форт Файми.
Несколько мгновений я сидела неподвижно, собираясь с силами, потом вышла из флаера и ступила на промороженный камень брусчатки. Стылость сразу проникла под широкий подол щегольской шубки, обняла ледяными руками. Я потерла ладони, спрятала коченеющие кисти рук в рукава, мысленно коря себя за то, что забыла перчатки, и только потом обвела взглядом камень высоких стен внутреннего двора. Выше, в небе переливались холодные зеленые сполохи, змеями изгибаясь в ночном небе.
Неуютно. Холодно. Страшно. Черные стены, нависая, грозились раздавить. Каждому шагу вторило гулкое эхо. Я дрожала. Внезапно до зуда в пятках захотелось нырнуть в тёплый безопасный флаер и рвануть прочь.
Рука Дона поддержала меня под локоть.
— Куда теперь? — При каждом слове и выдохе изо рта вырывалось облачко пара.