Вспоминая запись, я злилась. Злилась на торговца, отдавшего запись, когда самая важная просьба шефа разведки была по сути уже выполнена. Злилась на себя, поверившую в то, что мне удалось порвать с Разведкой. Злилась на Алашавара. Кроме уже выполненной мною просьбы была и другая: через людей Олая Атома информировать его о всем, что творится на Рэне. И невозможность сказать ему «нет» злила до крайней степени.
Дали небесные! Если бы наша беседа произошла в реальности, на Ирдале, я бы прикрылась пунктом устава, запрещавшим Стратегам работать в собственных мирах — на планетах где они родились, взрослели и жили. Я бы послала шефа с его просьбами в бездну, но не стала бы свидетельствовать против Ордо. Да, я понимала, насколько эта информация может быть необходима. Но свидетельствовать против Ордо не могла, и так меня жгло чувство неизбывной вины перед ним.
Все чаще вспоминалось, как Аторис пытался убедить меня, что нашел флот Аюми. Как волновался, запинался в словах, как смотрел с мольбой во взгляде: «ну хоть ты поверь». Не поверила, дура. Словно в заложенное кирпичом окно смотрела, убежденная, Аюми — только легенды. Однажды я уже предала его по незнанию. А теперь даже по крайней необходимости предавать не желаю. Все, что могу, дабы избежать отхода Рэны в сферу влияния Иллнуанари, я сделаю. Но не более.
К тому же свежа была память о разговоре, в котором Ордо признавался что послужило предпосылками к бунту. И не одобряя его действий, я понимала — он мне не врет. Но я не могла поручиться в том же на счет Алашавара. Иногда мелькала мысль — Шеф играет заодно с какой-то еще неведомой мне силой: ведь что-то заставило отмахнуться от доводов Аториса, что мою родную планету целенаправленно ведут к упадку.
Поймав эту мысль, я замерла, похолодев. Минуту или больше сидела, словно придавленная невидимой глыбой — мыслью о предательстве. Могло ли так быть? Давно ли я верила Алашавару, словно самой себе? А ведь я верила ему добрую половину жизни. Каждое его действие казалось логичным и взвешенным.
Кровь пульсировала в висках, постепенно разгорались уши и щеки. Отложив еду, я чувствовала, как меня начинает захлестывать другая волна — жгучий стыд, и я не в силах была понять, за что именно? За старое неверие Аторису, равнозначное предательству? За то, что сейчас подозревала Элейджа в измене?
Мне совсем не хотелось докапываться до ответа на вопрос кто прав, а кто виноват! Я не хотела выбирать между двумя важными для меня людьми. А выбирать, меж тем, приходилось. Вспомнилось, как по прилете на Рэну я всерьез опасалась виселицы. Теперь казалось — уж лучше бы так.