– У меня и сумочки-то нет.
Наверное, если бы кто-то повел себя так, как я, мне показалось бы, что человек лезет не в свое дело. Бумажник сразу потяжелел в моих руках, и я уронила его на ночной столик.
– У меня три сестры. – Я усмехнулась про себя. – У нас в доме вообще нет личных границ. Прости. – Я отошла от ночного столика и попыталась занять себя чем-нибудь другим.
– А ты знала, что в русском языке не существует слова «приватность»? – спросил Лори.
На диване было достаточно места для двоих, и я села на краешек с другого конца. Нас разделяла оранжевая подушка с лисьей мордочкой. Я положила ее на колени и погрузила пальцы в мягкий искусственный мех. Сперва я подумала, что он случайно где-нибудь это вычитал, но потом вдруг кое-что вспомнила.
– Вообще-то знаю, – с гордостью сообщила я.
Лори резко повернулся ко мне:
– Что, правда? Откуда?
Кажется, не поверил, и мне стало смешно.
– Однажды прочитала в книге.
– В какой?
– «Медный всадник»[5]. Это…
Лори подскочил на диване.
– Я знаю! Любимое произведение моей мамы. Все три книги. Я прочел прошлым летом.
– Не может быть.
Лори оказался самым интересным из всех мальчишек, которые мне когда-либо попадались.
– А вот и может. В итальянском варианте вырезана часть текста, представляешь?
Мне нравилось его воодушевление. Я тоже легко загоралась, но Мэг всегда укоряла меня этим. Она говорила, что взрослые люди так себя не ведут. Если уж Лори не был взрослым, тогда я – тем более.
– Как же так? Почему?
– Без понятия. Вырезали, и все.
– А о чем мы только что разговаривали? – У меня затуманилось в голове, когда я попыталась припомнить, что было до того, как я присела к нему на диван.
– Да какая разница? Давай поговорим о твоей маме и тете. Они ведь сестры?
Я рассказала ему наши с сестрами теории о том, что произошло между тетей Ханной и Мередит. Рассказала даже больше, чем нужно, но почему-то меня это не беспокоило. Мельком я подумала о Мэг и о том, как Ривер над ней издевался после расставания. Нельзя было забывать о том, что мальчики – это, конечно, важно, но ты сам все-таки важнее. Я хотела сделать карьеру, чтобы ко мне относились всерьез, и не представляла, как можно быть чьей-то женой и только этому и радоваться. Вряд ли, думала я, существует на свете человек, который понравился бы мне настолько, чтобы делиться с ним пультом от телевизора.
Пока я говорила, у Лори дважды зазвонил телефон, а когда я ненадолго умолкла, он сказал:
– Это мама, – и улыбнулся, как улыбаются парни на обложке журналов.
В курсе ли он сам, что похож на страдающего музыканта или бедствующего актера? Лори был ухоженный и холеный, точно сын какого-нибудь политика, и в то же время остроумный, как сын бармена. Я не сводила глаз с его губ, пока он делился подробными воспоминаниями о Риме и Бостоне и о том, что оба города ему одинаково нравятся. Хотелось бы знать, как выглядели девчонки, с которыми он встречался. Я, конечно, не утверждаю, что красивые девочки все глупые. Скорее красивым обычно не приходится полагаться на ум. Им достаточно внешности.