Лось экономно подсыпал в камбуз каменного угля и подшуровал.
— Никита Сергеевич, меня поражает здесь необычайная любовь этих людей к детям. Они разговаривают с детьми, как со взрослыми. И, странное дело, иногда советуются с ними. Многие охотники и старики подружились со мной, видя мое хорошее отношение к детворе.
В этот вечер Лось долго писал при свете маленькой керосиновой лампочки. Наконец он положил карандаш на стол, аккуратно свернул бумажку и, подавая ее Жукову, сказал:
— Это о связи. Копию только надо оставить. Придется писать годовой отчет, понадобится.
Жуков заделал почту в конверт и опустил в «почтовый ящик».
В ревком смело забежали ребятишки и одна девушка.
— Садитесь, садитесь, — засуетился Лось, пододвигая скамейку.
— Это, Никита Сергеевич, мои ученики. Читать немного некоторые научились. Может быть, комсомольцами будут.
— Обязательно будут!
Ребята, услышав лай собак пробежавшей нарты, устремились на улицу.
— Вот ты сказал, Андрей, может быть, будут комсомольцами. А ведь мы ни партячейку, ни комсомольскую ячейку организовать не можем. Я один здесь член партии, а ты один комсомолец. Такая огромная странища. Но готовить из них членов партии и комсомольцев мы будем. Плохо — связи нет… Ведь все поставленные нами вопросы из этой «почты» уйдут только летом, на будущий год, а еще через год жди ответа. Вот в чем дело, друг мой! Вот тебе, Лось, и оперативность! Это тебе не на бронепоезде носиться, — уполномоченный ревкома горестно усмехнулся, накинул на себя меховую кухлянку и вышел на улицу.
Лось тоже любил детей, и они уже привыкли к этому бородатому человеку. Ребятишки катились за ним гурьбой и кричали:
— Русскэ Лось! Русскэ Лось!
Он хватал могучими руками какого-нибудь мальчугана, высоко поднимал и тряс его в воздухе. А женщины, глядя на это необычное зрелище из дверей яранги, посмеивались, уткнув лицо в широкие рукава кухлянок.
Лось, несмотря на его добродушие и кажущуюся медлительность, был человеком большой воли, быстрых решений, стремительного натиска.
Прославленный командир бронепоезда, он нагонял страх на жестокого и хитрого врага в период гражданской войны. Силу его удара, смелого, решительного и точно рассчитанного, не раз испытывали на себе и японцы-интервенты. Из любого опасного и трудного положения он умел находить выход. Это была его стихия.
Но здесь, в этой новой, необычной для него обстановке, он чувствовал себя точно связанным. Он чутко и внимательно прислушивался к высказываниям своего молодого друга Андрея, который (Лось это хорошо понимал), занимаясь этим краем давно, находился в явно преимущественном положении, хотя бы потому, что он, Андрей, знал язык и быт здешнего народа.