— Вчера ночью я поставил мотор, — сказал Айе.
— Во-вторых, мы с ним не обзавелись еще женами и живем на холостом ходу. В-третьих, только перед вашим приездом мы вылезли из палаток. Приезжайте к нам на майский праздник, — тогда ваша строгая и справедливая критика отпадет сама по себе. У нас будет три дома с настоящими, очень благоустроенными квартирами.
— Правильно, правильно, Андрюша. И Москва не сразу строилась, — поддержал его Лось. — Подожди, Наташа. Всему свое время. В этом году невеста Андрея окончит университет и к концу навигации будет здесь. Посмотришь, какие хоромы у нас тут вырастут к ее приезду, — лукаво поглядывая на Андрея, заговорил Лось. — Ну, хорошо, какой у тебя план проведения праздника?
— Сегодня торжественное собрание, а завтра состязания. Бег на собаках, стрельба в цель, борьба. Будем выдавать призы. Первый приз, например за собачьи бега, — винчестер.
— Винчестер? — удивился Лось.
— Не удивляйся, Никита Сергеевич. У меня на это есть ассигнования. Ты спроси Айе, какой уже начался ажиотаж, когда стало известно, что первый приз — винчестер. Это же замечательный стимул для улучшения породы собак.
— Ну, добре. Посмотрим.
Ваамчо и Тыгрену задержала пурга. Они приехали на культбазу в тот момент, когда праздник уже начался. Оставив Айвама в яранге Рультыны, они подъехали к большому русскому стойбищу, к огромным домам, ярко освещенным большими лампами. Сквозь залепленное снегом окно Ваамчо разглядел множество людей, сидевших на скамьях.
— Пойдем, Тыгрена, внутрь. Видишь, на улице никого нет. Наверное, это — большое собрание и все люди там, — сказал Ваамчо, оторвавшись от окна.
Они прошли по коридору и попали в большую комнату, переполненную людьми. Люди стояли даже в проходах дверей. Ваамчо протискался немного вперед и, подняв голову, ловил слова Лося. Тыгрена, затаив дыхание, смотрела на возвышение, где за столом сидели русские и чукчи. И вдруг среди них она увидела Айе. Он сидел среди таньгов и сам был одет, как таньг. Айе весело шептался то с Андреем, то с Мэри, сидевшей рядом с ним. Тыгрене показалось, что Айе стал чужим. Он завернулся в матерчатые одежды, как и Лось и Андрей. А волосы? Как некрасиво лежат они на его голове!
«Вот он какой, машинный человек! — подумала Тыгрена, не отрывая взгляда от него. Она не слышала, о чем говорил Лось. — Чужим стал Айе! Зачем же звал он меня? Или учитель наврал мне, выдав свои слова за слова Айе? Но ведь рисунок был его?»
Горькое чувство охватило Тыгрену. Стало жарко и невыносимо тяжело. Она не могла заставить себя стоять здесь и решила уйти на мороз. Сильный мороз изгонял тяжелые думы, как снег тушил огонь костра.