— Все должны быть живы, — ответил Петька.
— И все без сознания, — недовольно пробурчал Николай.
— Сейчас я снегом вот этому морду разотру, он ишь как ногами сучит, — захотел исправить ситуацию Петька.
— Заодно проверим: на кого здесь работает полиция, — согласился Николай, и приказал Двум Иванам, — Остальных вяжите, да покрепче, наш поезд только вечером. Кляп не забудьте вставить.
* * *
Полиция работала на саму себя, то есть, разбойничала. Ершов за двенадцать лет жизни в США пропитался духом гнилого американского гуманизма. Впрочем, сельский батюшка вбил жесткие принципы христианской морали и в твердые головы Двух Иванов, и в быстрый, живой мозг рыжего Петьки. Это не позволило им принять рациональное решение: зарезать девять никчемных людишек.
Ершов зря надеялся, что ушиб головы — надежное лекарство от хорошей памяти. Шеф полиции смог протянуть ниточку от богатого янки через троицу «бандитов-поляков» до большой компании русских мужиков. Найти каботажник, на котором они приплыли, не составило для полиции труда. Выводы, правда, шеф полиции сделал неверные, он подумал, что русские, плохо владея английским языком, наняли янки для сбыта золота. Последние пять лет старатели неплохо разбогатели на реках Стьюарт и Фортимайл. Две тысячи долларов, намытых русскими, смотрелись на их фоне бедновато.
* * *
Дорога «Нортерн Пасифик» мало того, что делала огромный крюк на юг, огибая самую крупную индийскую резервацию, её поезда до сих пор грабили янки, наряженные индейцами. Ершов был неприятно этим удивлен в весенней поездке в Сиэтл, когда только дружный огонь русских заставил огромную банду в две сотни «индейцев» отступить. К тому же маниакальная подозрительность Николая требовала увести след от места обмена золота в другую страну, в Канаду. Прокоп Лукич сытый до ушей американским гостеприимством был не против того, чтобы покупать черноземы в малонаселенных западных провинциях Канады. Калгари еще не был городом, он насчитывал меньше семисот жителей, и именно там предложил поселиться своим землякам Ершов.
Спальный вагон в поезде до Ванкувера был крайне некомфортным. Лежачие места в два этажа, отделенные от прохода занавесками, раздражали Николая больше, чем жесткие топчаны в том поезде «Нортерн Пасифик», в котором весной он путешествовал в Сиэтл.
Свою ностальгическую оценку топчанов Ершов переосмыслил уже на следующий день, замерзая в холодном вагоне поезда, следующего в Калгари. Это только в детстве он не чувствовал дискомфорта, расхаживая по квартире зимой в байковой рубашке при десяти градусах «тепла».