Полковник, вопреки ожиданию, не разозлился, а только хмыкнул.
— Не надо, сынок, совать голову в разборки сильных мира сего, — тихо сказал он, перегнувшись через стол. — Посиди на гауптвахте, целее будешь.
Если бы такое с ним произошло сразу, как только он сюда попал, Стас бы, наверное, выпрыгнул в окно, чтобы любой ценой предотвратить убийство Распутина. А сейчас он точно знал, что ничего подобного делать не станет. И совсем не потому, что боялся чего-то. Старец не дитя. Зная о своей участи, он пальцем о палец не ударил, чтобы что-то изменить, а просто ждал конца.
Оно ему надо? Да, флаг в руки! Четыре с лишним года, проведённые здесь, не прошли даром. Это только из не очень прекрасного далёка конца XX века казалось, что, зная события наперёд, можно всё повернуть. Врут всё фантасты, и Бредбери врал, как сивый мерин. Ничего отменить нельзя. Ну, почти ничего.
Видимо, полковник нажал потайную кнопку, потому что в кабинет тут же вошли без стука унтер-офицер и двое солдат с винтовками.
— Господин капитан Сизов Станислав Юрьевич? Извольте ознакомиться.
Унтер протянул ему «Постановление об арестовании».
— Распишитесь, пожалуйста, что ознакомлены.
Стас, не задумываясь, подмахнул бумагу.
— Прошу вас сдать оружие.
Он снял портупею с кобурой.
— Куда идти?
И, подав снаряжение унтеру, вышел за дверь и пошёл по коридору, сопровождаемый солдатами. Они спустились по железной лестнице и прошли освещённым коридором. Толстые стены не пропускали звуков извне, в арочных прорезах утоплены глухие двери со смотровыми глазками. Ничего, в сущности, нового для опера, повидавшего и не такие казематы. Наконец, за его спиной с лязгом закрылась железная дверь. В камере было две койки, на одной из них сидел какой-то офицер.
Стас, не замечая что тот что-то говорит, смотрел на зарешёченное окошко. Он вдруг испытал огромное облегчение, словно скинул с плеч неподъёмный груз. Впервые за эти годы ушло давящее чувство ответственности за целую империю. Опер понимал умом, что это неправильно, недостойно, но ничего не мог с собой поделать. Вместе с этим вдруг навалилась чудовищная усталость. Стасу казалось, что ему не хватит сил доковылять до кровати, застеленной грубым солдатским одеялом. Не обращая никакого внимания на что-то говорящего ему кавалериста, Сизов через силу сделал три долгих шага и, повалившись, заснул, едва коснулся жёсткого ложа головой.
Он просыпался медленно, словно поднимался из глубины. Туман, стоящий в глазах, медленно таял, проявляя очертания, а потом и саму обстановку, а, собственно, обстановку чего? И вдруг резко всё вспомнил. Он в камере, его закрыли по надуманному обвинению. Тесть, конечно, постарался, больше некому. Р-рыцарь, бл-ля, без страха и упрёка, морду, что ли, набить Его Высокопревосходительству, когда выпустят? Хорошо бы.