Впрочем в летней битве сорок третьего года командование Красной Армии также активно усиливало пехотные дивизии танковыми подразделениями, придавая по танковому батальону, а то и бригаде, и в итоге на километр обороны на направлении главного удара приходилось до десяти танков. Это, конечно, не дотягивало до наших двадцати-тридцати, а то и сорока танков и самоходок на километр главного удара (это еще без учета БМП), но лишь потому, что в РККА берегли танки для контрударов из глубины и крупномасштабного наступления, тогда как для нас главным было сточить наступающие клинья немецкой армии, не подвергая излишнему риску бойцов. И если вначале ряд наших командиров еще пытался оспаривать такое размазывание танков вдоль обороны, то по ходу войны сторонников крупных танковых ударов из глубины становилось все меньше - прореживание наступающих частей фрицев автоматически приводило к тому, что их оборона становилась дырявой и ее можно было проткнуть сравнительно небольшими силами, а ограничение глубины последующего наступления несколькими километрами давало возможность вырвать клок из немецкой обороны, в которую становились наступающие части вермахта после того, как их наступление начнет выдыхаться, и вместе с тем не зарваться, а отдышаться, оглядеться и в случае подхода крупных резервов отскочить обратно - нас устраивало откусывание от немцев небольшими кусочками, но часто, тогда как командование РККА первые два года войны все пыталось провести решительную наступательную операцию. Вот только опыта в их проведении еще не было, поэтому регулярно получали фланговые удары, котлы, потерю людей и техники. У нас то тоже были глубокие операции, но уже через рассыпавшийся от перенапряжения в предыдущих атаках фронт, и если только разведка не сообщала о крупных резервах поблизости - собственно, что Кенигсбергская, что Смоленская, что летняя - этого года - глубокие операции - проходили именно в таком ключе. Но летом сорок третьего и РККА наконец дождалось своего звездного часа и возможности подтвердить правильность предвоенных взглядов о необходимости глубоких операций крупными танковыми соединениями.
Собственно, со стороны Самары в бой, а затем и в прорыв было введено почти три тысячи танков (в РИ такое количество участвовало в контрнаступлении на южном фасе Курской дуги). До того вся эта армада скрывалась от немца, тренировалась, тогда как немецкие танки перемалывались об оборону стрелковых дивизий, получивших в подкрепление более тысячи танков и самоходок, что существенно увеличивало устойчивость обороны. Увеличивало ее и наличие резервов в дивизиях. В первый период войны некомплект дивизий, выделение широких полос для обороны заставляли комдивов нарушать довоенные уставы и ставить в первую линию почти все силы, выделяя в резерв в лучшем случае один батальон. В сорок втором ситуация постепенно налаживалась, построение обороны все чаще становилось эшелонированным, а в дополнение к второму эшелону все так же выделяли не только общий, но и танковый и противотанковый резервы, которые боролись с вклинениями противника в оборону. В ответ немцы еще больше увеличивали концентрацию танков на направлениях главного удара, так что построение обороны стрелковых дивизий РККА в два эшелона стало уже правилом, увеличивается и состав резерва, вводятся подвижные группы заграждения, которые быстро выдвигались на автомобилях и выставляли на пути прорыва немецких танков минные поля.