— Видите, — сказал я Муссауи и остальным, — наши верхи в очередной раз нас предали, безропотно позволяя атеистам убивать и калечить единоверцев. Наши проповедники боятся арестов, им так комфортно в Лондоне.
Мы устроили перед мечетью пикеты, призывая жертвовать деньги и поддержать чеченское сопротивление.
21 октября на рынок в Грозном обрушились российские ракеты[23], погибли женщины и дети. Я сразу вспомнил обстрел сербами рынка в Сараеве в 1995 году, унесший жизни десятков мусульман. Телерепортажи угнетали и вызывали ярость, и мы с удвоенным рвением принялись стыдить руководство мечети, заставляя его признать страдания чеченцев. Иногда мы выплескивали гнев, отправляясь в соседнюю нигерийскую мечеть, открыто поддерживавшую джихад в Чечне.
Осенью 1999 года поведение Муссауи изменилось. Задумчивость сменил гнев. Он стал ходить в мечеть Брикстона в полевой форме и начал посещать более радикальную мечеть Финсбери-Парк в Северном Лондоне. Среди тех, кто ходил вместе с ним, был высокий ямаец Ричард Рид, с длинным худым лицом, жидкой бородкой и неопрятными кудрями, стянутыми в хвост. В другую эпоху он мог быть хиппи. Рид был мусульманином и мелким жуликом.
Было ясно, что Рид от Муссауи в восторге. Он прилепился к нашей группе, но говорил мало и казался одиноким. Я потерял обоих из виду в конце 1999 года и практически о них не вспоминал, в особенности о Риде, производившем впечатление слабого и неуравновешенного. Поговаривали, что они отправились в Афганистан, и я спрашивал себя, не проходят ли они подготовку в учебных лагерях «Аль-Каиды». Но меня поразило, когда два года спустя их лица и фамилии замелькали по телевидению и в газетах.
Муссауи арестовали незадолго до 11 сентября в Миннесоте. Он приехал в США брать уроки пилотирования, и вскоре его прозвали «двадцатым угонщиком»[24]. А 22 декабря 2001 года Рид вылетел из Парижа в Майами со взрывчаткой, спрятанной в ботинках. Бортпроводники и пассажиры скрутили его, когда он над Атлантикой попытался привести в действие детонаторы, спрятанные в ботинках, за что получил прозвище «Ботиночный террорист»[25].
По мере расширения связей с радикальными исламистами я часто удивлялся тому, кто из них пересек Рубикон от разговоров до террора. Угадать было сложно. Но в 1999 году стало ясно, что Лондон — и в особенности мечеть в Финсбери-Парк — становится сборным пунктом десятков замышляющих теракты боевиков. Нередко их роднило прошлое: трудное детство или побои, отсутствие образования и перспектив, работы, семьи и обида на весь мир.
Слыша воинственную риторику, несущуюся из мест вроде мечети в Финсбери-Парк, британские органы безопасности начали внимательнее следить за джихадистским сообществом Лондона. Но пытаясь осознать глубину проблемы, больше узнать о лидерах, финансировании, соперничестве в кругах радикалов, они запаздывали, как большинство западных спецслужб. Брикстон и Финсбери-Парк стали полями сражений Лондонистана, на которых просаудовские салафиты вроде старого Тайиба схлестнулись с поколением молодых рассерженных джихадистов, стремящихся свергнуть саудовскую королевскую семью, сражаться с русскими в Чечне и очистить исламский мир от влияния Запада.