Он положил трубку. Толмачёв был доволен, что ему удалось быстро найти убийцу, если сегодня удастся и закрыть вопрос, то это пойдёт в его личное дело. И близкие товарищи, да оппоненты будут его ценить значительно выше. Конечно, лучше было бы поехать и всё сделать самому, но он не мог уйти от телефона. Телефон был важнее. Важнее.
В автомобиле царило гнетущее напряжение. Или нет, не гнетущее, а реальное, почти электрическое. Арнольд Буханкин сидя на переднем кресле, рядом с шофёром, с каждой секундой ожидал молнии, которая должна была с треском и синим сиянием полыхнуть между задним диваном и водительским местом. Между, белой, как скатерть, и ледяной товарищем Катей и красным, как вечернее солнце и злым товарищем Свиридом. Товарищ Катя курила папиросу забыв про мундштук и назло выпускала дым вперёд, в спину товарища Свирида. А товарищ Свирид сидел в клубах дыма вцепившись в руль. Он назло делал резкие манёвры автомобилем, от которых Ракель Самуиловна на заднем диване немилосердно перемещалась из угла в угол по кожаному дивану, и от этого она ещё больше ненавидела товарища Тыжных.
— А куда едем? — спросил товарищ Буханкин, надеясь начать хоть какой-то диалог, пока товарищ Тыжных не разбил их о новенький фонарь электроосвещения до смерти.
— Домой, к вот этой вот… женщине, — зло сквозь зубы говорил Тыжных. — Авось кофею мы уже откушали.
И говорил он это с каким-то детским и смешным презрением, от которого товарища Незабудку просто передёргивало. Прикуривая новую папироску, она цедила слова:
— Товарищ Арнольд, передайте этому, как его там… шофёру, что мне домой, пока, не нужно, а нужно мне в Бобров переулок, к модистке.
— К модистке! — с залихватской ухмылкой констатировал Свирид. — Кофею натрескалась, теперь к модистке ей надо. Гляньте на неё! Эта… гражданка думает, что я ей таксомотор. Скажи ей Арнольд, что нехай на трамвае прётся. Я её катать не нанимался.
— «Нехай»! — передразнила шофёра красавица. — Боже мой, какая прелесть!
Товарищ Буханкин и рта не успел раскрыть, как Ракель Самуиловна закричала, срываясь на злой женский визг:
— Товарищ, Арнольд, скажите этому… чтобы остановил авто, я выйду. Сама доберусь, и что он хам, и с таким хамством ему лучше в хлеву у себя сидеть, а не в органах работать. «Нехай»! Ну, вы слышали! — она закатила глаза к потолку автомобиля. — Сидеть в хлеву! Среди коров да свиней, ему самое место.
— Скажи ей, Буханкин, что в хлеву я сидеть не собираюсь. Я, и такие как я, революцию делали, и на фронтах бились, а она по три червонца развратом зарабатывает.